Я знала, что мама переживает из-за разрыва с отцом, и понимала, что для нее хорошо сменить обстановку, тем более она так любит юг и море. И решила, что раз мамаша, как волчица, презрела свои родительские обязанности, то чем хуже, тем лучше – я буду жить в этой школе, какой бы мрак тут ни творился. Больше она никогда не услышит от меня ни одного правдивого слова, ни единой жалобы, и у меня всегда все будет хорошо и даже прекрасно.
Впрочем, общение с родителями в школе вовсе не приветствовалось. Когда ко мне приезжала мама, в комнате обязательно кто-то оставался, чтобы послушать, о чем мы говорим и не жалуюсь ли я на школу. Заметив это, я стала предлагать маме лесные прогулки. «Какая красота! А воздух!» – восхищалась она, когда мы гуляли по извилистым горным тропочкам.
Поездки домой могли стоить тебе места в лицее – старшие говорили: да, поезжай, но тогда не возвращайся. Оказывалось сильное моральное давление со стороны коллектива. Тебя уверяли, что домой ты обязательно поедешь, но только когда будешь крепок и заслужишь доверие, а пока нельзя. Да и как же уехать, если вот завтра, например, твой лицей выходит на погружение (то есть начинает осваивать новый раздел из области какой-то науки) или на дежурство по корпусу?
Естественное желание увидеть близких приравнивалось к предательству по отношению к коллективу, и тебя ставили перед вполне понятным выбором несколько раз, пока ты сам не переставал даже заикаться о каких-то путешествиях в лоно семьи.
Я заметила, что Щетинин погружает учеников в состояние постоянного психологического напряжения. Ежедневно директора лицеев напоминают, что можно вылететь в любую секунду, чтобы было страшно что-то потерять. Постоянная психологическая и физическая усталость приводит к тому, что трудно адекватно воспринимать реальность и правильно реагировать. Так нами проще управлять.
За годы работы был сформирован костяк сотрудников, беспрекословно преданный любому пожеланию Щетинина, а все, кто не вписывался в прокрустово ложе школы, выжевывались и выкидывались. Суть испытательного срока сводилась к тому, чтобы понять, сумеет ли человек отбросить собственное «я» и влиться в поток.
Обида, недоумение и сильное раздражение – вот что я испытывала, когда меня заставили вытащить все сережки из ушей, чистить мешками грязную картошку в компании малоприятных сельских кобыл-дивчин, резать тазиками едкий лук и мыть миллионы тарелок под шлангом с холодной водой по колено в помоях под пассионарные песни.
Я не понимала, почему школа называется Центром комплексного формирования личности детей и подростков Министерства образования РФ, если личность ребенка на удивление профессионально и очень быстро подавляли. Мнение детей в Текосе никого и не интересовало. Существовало только: «Михал Петрович сказал…»
Нужна была идея