– Слышь, Кира. Это же пекарня, а пожрать чё есть?
Кира расторопно вытянула шею и кивнула в сторону кухни, дверь в которую была закрыта.
–О-о-о, не, не, не… на кухню лучше не соваться, – покачала головой Космея и топнула по полу, где уже застывало разлитое масло.
Кира прикусила губу, задумчиво закинув голову. Она на мгновение, словно отвлеклась от всех навалившихся бед и вновь вернулась к обычной жизни пекарши. Ленн вошла в боковую комнату и заглянула в шкаф, вытащив оттуда, обернутую в платок, буханку хлеба. Она медленно протянула её Космее, стараясь заглянуть ей в глаза. Они дурманили разум. В ярких зрачках происходил невероятный бардак, словно все цвета мира смешались воедино, поэтому однозначно сказать –какого они цвета, было невозможно. Космея развернула платок и жадно набросилась на буханку, отрывая зубами хрустящие края. Хлеб исчез довольно быстро. Взгляд Космеи помутнел, вызвав у Киры неоднозначные эмоции. Космея поднялась на ноги, стукнув блестящими склянками на поясах, и, подойдя к двери, остановилась. Ленн сидела рядом, неуверенно приподнимая голову. На мгновение в пустом, холодеющем доме воцарилась могильная тишина. Взгляд Космеи был столь пронзительным, столь ужасающим, что вызывал мурашки по коже, но при этом давал незыблемую уверенность и непреодолимое желание жить.
– Смирись, девчонка. Не питай мнимых надежд, – беспощадно произнесла Космея и нараспашку отворила дверь.
Пепел понёсся по ногам Киры. Тяжёлый запах неожиданно ворвался в дом. Космея уверенно вышла за порог, слегка оглядевшись по сторонам, и тут же бросилась к первому листу, который увидела на чернеющей от, разнесённого повсюду пепла, земле. Кира потянулась за ней, сжав в руках отцовский клинок. Медленно. Рассчитывая каждый шаг. Небо чернело от, высоко возвышающего, дыма. Пепел разносило за самые дальние горизонты. Солнечное утро превратилось в кошмарное тёмное пепелище, от которого невозможно было спастись. Голова кружилась от тошнотворного, поедающего лёгкие, запаха. Космея забила лист табаком и скрутила его в тонкую трубочку, прикурив от, горевшего неподалеку, факела. В первую очередь, взгляд Киры упал на церковь. Она полыхала алым пламенем, вываливая в небо чёрный густой дым. На тропах виднелись лужи свежей тёмно-алой крови. У самых ближних входных ворот церкви висело обезображенное тело пастора. Его густые кудрявые волосы были обрезаны и выбриты тупым лезвием на самой макушке так, что скальп свисал до самых ушей. Кира старалась не фокусировать потрясённый, переполненный отчаянием, взгляд, но спускаясь всё дальше в родную Тренну, её мысли и чувства бурлили, всё больше вырываясь наружу.
Трупы были разбросаны вдоль сгоревших до основания домов. Тела, полностью обнажённых, женщин лежали на обгорелой земле. Изувеченные. Измученные. Мёртвые. На воротах таверны висел ребёнок, привязанный за шею тугой плетённой верёвкой. Бледное тело, и покрытое синевой, опухшее лицо, вызывало удушливую тошноту. Казалось, что Кира знала его, видела в нём знакомые черты. Она узнала его не сразу, пока его сломленное