Итак, набор чисел означал не слишком приятное. Я прекрасно помнила толкование этой комбинации. Оно звучало так: «Грядут трудности, но вы сумеете овладеть ситуацией».
Не очень-то успокоительное обещание… Я собрала кости и сложила их обратно в мешочек. Мои двенадцатигранники пообещали мне проблемы. И, кажется, они уже начались.
Я вздохнула и повернулась. В комнате все так же сновало туда-сюда большое количество народу, но основная работа уже была завершена. Копылов подошел ко мне и бросил:
– Скоро поедем. Никуда пока не уходите.
– Я уже под подпиской? – решила поиздеваться в свою очередь и я.
– Пока нет, – с готовностью отозвался Копылов. – Но вы же сами понимаете, Татьяна Александровна… – опер проникновенно, как ему показалось, улыбнулся, – это не в ваших интересах…
«А что здесь вообще в моих интересах?» – устало подумала я и снова отвернулась к окну.
Меня все же обвинили в предумышленном убийстве Егора Веретенева. Когда я услышала эти слова, то едва не упала со стула, настолько дико они прозвучали. Никаких конкретных доказательств, никаких улик. Только совершенно дурацкое заявление Копылова, что на оружии нет никаких отпечатков и что я якобы об этом знала.
У меня просто в голове не укладывалось, что теперь надо так мало, чтобы взять и обвинить практически любого человека в ужасном преступлении. Я пыталась поговорить с Копыловым по-человечески, но он даже не пожелал меня слушать. Сказал, что все, что я хочу, я очень скоро смогу высказать следователю.
Когда меня пригласили на допрос, я была вне себя от возмущения и праведного гнева. Правда, следователь оказался куда более приятным молодым человеком, нежели мерзкий опер Копылов.
Молоденький старлей в форме – вероятно, он дежурил сегодня – сидел за письменным столом и что-то писал.
– Садитесь, – махнул он рукой в сторону стула, даже не поднимая головы.
Я молча уселась и стала ждать, когда на меня обратят внимание.
Наконец старлей оторвал от бумаг голову и взглянул на меня. Взгляд его светло-голубых глаз был наивным и чуть испуганным. Следователь нахмурился, чтобы придать своему лицу выражение серьезности и строгости, которому так не способствовал его еще, в сущности, мальчишеский возраст.
– Вас уже допросили? – наигранно строго спросил он, чем вызвал у меня легкую улыбку, которую я все же постаралась сдержать.
– Да. Я вызвала сотрудников милиции, – отрапортовала я.
– Давайте составим протокол, – вежливо предложил юный старлей.
Он прочистил горло и подвинул