Тогда же Ленин написал о казённом публицисте Гурьеве из правительственного официоза «Россия». Газета «Земщина» определяла его как «публициста с еврейско-либеральным оттенком», и Ленин издевался: «Неужели и официальная «Россия» является еврейско-либеральным органом?».
Ленин пояснял: действительный статский советник Гурьев был личным секретарём у Витте. А редактором «России», к слову, был бывший профессор права Демидовского лицея… Илья Яковлевич Гурлянд.
Так что оттенок определялся всё же верно.
С ИМЕНЕМ ВИТТЕ часто связывают рост железных дорог и реже – рост пьянства на Руси. А ведь это он (правда, он ли один?) провел занятную финансово-социальную новацию с казённой монополией на водку. Вот как описывал её последствия потомственный монархист В. В. Шульгин: «Картины, разыгрывавшиеся перед магазинами «монопольки», были отвратительны. Раньше люди пили в кабаках и корчмах. Там они сидели за столами и кое-чем закусывали. И как-никак не только орали пьяные песни, но иногда и беседовали. Кабак был в некотором роде клубом, хотя и низкопробным. После реформы кабаки закрылись. Потребители водки пили её прямо из горлышка на улице и, упившиеся, лежали тут же»…
Итак, до Витте простому человеку было где выпить и закусить. После Витте можно было только «налакаться». Замечу в скобках, что примерно по той же схеме в постсталинском СССР с какого-то момента запретили употребление спиртного в столовых. Социальный результат этой меры очень напоминал «виттевский».
Стараниями Витте бюджет становился всё более паразитическим и наполнялся за счёт не столько прироста производства, сколько «пьяными» доходами. Чистый доход винной монополии возрос с 188 миллионов рублей в 1900 году до 675 миллионов в 1913-м и составил около 30 % доходной части воистину «пьяного» бюджета.
Бывший Председатель Совета Министров и министр финансов Российской империи Владимир Николаевич Коковцов в своих воспоминаниях пишет, как весной 1913 года Витте одно время морочил ему голову с неким проектом отрезвления России, но так никакого проекта и не представил. Зато в конце года разразился в Государственном Совете по этому поводу «чисто истерической, – по словам Коковцова, – речью», закончив её истошным «Караул!»…
Речь Сергея Юльевича была, конечно, чистым камуфляжем и явно предназначалась «для истории»: мол, не Витте споил Россию, он её «отрезвить» хотел.
«Это слово «караул», – вспоминал Коковцов, – было произнесено таким неистовым, визгливым голосом, что весь Государственный Совет буквально пришёл в нескрываемое недоумение не от произведённого впечатления, а от неожиданности выходки, от беззастенчивости речи»…
Пожалуй, в этом кратком наброске с натуры личность Витте обрисована