Zевс. Игорь Савельев

и то это не долго было, с полгода… В конце семидесятых. Показушные полеты, чуть ли не министр лично каждый раз рейс провожал…

      Леша глодал рыбу еще более сосредоточенно, обсыхая. Струи душа скрутили волосы на нем в строгие волнистые ряды, на манер укладки китайской лапши; придали упорядоченность, общность, смысл.

      – Сто сорок четвертый, млять. Как только с него не епнулись, – наконец выдал он.

      Кирилл даже не сразу понял, о чем речь; потом неуверенно посмеялся. Одна из немногих оставшихся машин, борт 77107, стояла во дворе шестого корпуса авиашки на отшибе Казани. Да, «стояла» – этим глаголом не передать всю специфику происходящего с ней. Сколь эпичное, столь же нелепое зрелище. Этот монстр (как его туда смогли доставить, осталось загадкой) был втиснут в пространство так, что трехэтажное здание, вполне себе широкоплечая «сталинка», просто терялось с ним рядом. Где-то у ног его железяками валялось что поменьше, только усиливало впечатление, будто махина рухнула плашмя, придавив собой все живое. Где-то под исполинским плавником хвоста робко пытались расти березы; грязно-белое железо ломилось в самые окна аудиторий и закрывало свет в ангаре спорткомплекса; хищный, почти идеально заостренный клюв высовывался на дорогу за забор. И не было более безумного зрелища, чем обычный автомобиль, припаркованный у забора под этой мордой пришельца. На кабине – фирменный росчерк «Ту» в какой-то уж совсем остроконечной, хищной вариации, а дальше – полуистертая синяя полоса меж иллюминаторов, и черные потеки по белой краске, как будто «Ту» стоял летом под липами. На самом деле, ни под какими липами не стоял: деревья робко прятались в сторонке. И – огромные черные буквы СССР, которые Кирилл рассматривал из окна на особо скучных лекциях…