Мы вышли на прогулку. Я хотел показать любимой столь обожаемую мною лесопарковую глушь. Удивительно, но по дороге в лесопарк я почти не боялся спешащих мимо людей. Разгадка крылась, наверное, в том, что со мною была Ширин. С дорогой мне девушкой я из трусливого шакала превратился в грозного льва. Я готов был ногтями и зубами порвать любого, кто глянул бы косо на мою милую.
Кривые черные деревья лесопарка стояли в желто-красном пламени увядающей листвы. Ветви сплетались над нашими головами, образуя как бы арки. Я думал ознакомить Ширин с каждым уголком своего «царства». Под ногами у нас шуршало обилие палых листьев, трещали обломки сучьев. Всю прогулку я старался развеселить мою девочку – травил бородатые анекдоты про русского, немца и поляка. Но Ширин оставалась царевной Несмеяной – и больше слушала, чем говорила.
Из глуши я вывел милую к пруду – где гоготали и хлопали крыльями утки. Мы задержались здесь подольше – кормили водоплавающую братию щепотками от заранее припасенного хлебного батона. Вдоволь насмотревшись на ярких селезней и скромных самок, двинулись наконец к выходу из лесопарка. Когда калитка была уже видна, Ширин остановилась и, держа меня за руку, не шутя сказала:
– Если я умру раньше тебя – сожги мое тело, а пепел рассей по этому лесопарку. Мне здесь очень понравилось.
– Нам нет и по двадцати лет, – воспротивился я. – Зачем ты говоришь о смерти?..
Точно не расслышав мой вопрос, любимая сказала:
– Я буду считать, что ты дал мне обещание.
Оставив лесопарк за спиной, мы зашли посидеть в кафешку (не в ту, разумеется, где до недавнего времени работала моя милая). Устроившись на дырявом диванчике, отведали капустных пирожков с гнильцой и жирных пончиков. Придя домой – укутались в плед и, хрустя соленым попкорном, посмотрели с ноутбука какую-то выжимающую слезы мелодраму. Мы пораньше легли в постель. Не потому, что хотели спать, а чтобы предаться любовным утехам. Я не знал: судьба отмерила нам совсем немного счастья.
6.Визит к психиатру
Назавтра мне надо было посетить психиатра. Получить новую партию таблеток – а заодно потрясти его, как грушевое дерево, на предмет признания меня дееспособным. Ширин поехала со мной за компанию.
В диспансере мы встали в хвост длинной очереди. Весь холл был забит согнутыми в три погибели дедами и сухими, как валеная вобла, старушками в клетчатых платках. Мы слышали со всех сторон глухое ворчание. Долетали отдельные обрывки фраз: «нерусская», «азиатка», «понаехали тут», «соблазнила русского парня». Я уловил: стариков раздражали мы с Ширин – славянин и тюрчанка, держащиеся за руки. Насколько мы были счастливее глупого старичья, у которого во всем и всегда виноваты иноверцы и инородцы!.. Пусть я частично недееспособен, а Ширин – покинувшая родину беглянка. Все равно!.. Мы только крепче сплетали наши пальцы и надеялись на лучшее.
Наконец и до нас дошла очередь