– Я слишком устаю, – однажды сказала она.
Я знал, что она училась и работала одновременно, и времени ни на что не оставалось. Уже даже предложил жить вместе. Она тактично отказалась, сославшись на то, что мысли обо мне помешают ей учиться. Меня эти слова растрогали.
Тогда я еще не понял, что она попросту начала отдаляться от меня. В моем воображаемом доме некоторые детали начали пропадать. Ей резко перестал нравиться зеленый цвет. Воображаемая кухня стала трескаться.
В море моей памяти всплыл труп – очередная история, лишившаяся однажды романтики, но сейчас…
Подождите немного, это даст свой эффект, я должен ее рассказать.
Бульвар Инсомния, дом восемнадцать. Эсмеральда пьет уже шестой или седьмой по счету коктейль, общаясь с подругами. А я жду ее у входа. Букет из хризантем накрыт прозрачной пленкой, чтобы цветы не перебило дождем. В кармане – шкатулка изумрудного цвета; кольцо я купил за два дня до этого. В воображаемой кухне (вы же еще не забыли мой художественный пассаж?) я, как следует, судорожно занялся ремонтом: заменил кое-какую мебель – точнее, перестал быть таким нудным и навязчивым. Я снова покрасил тускнеющие стены, делая ей более глубокие комплименты, нежели шаблонные восклицания в стиле «Ты моя богиня!» или того хуже.
Шатаясь, Эсмеральда вышла из бара под руками своей подруги и еще одного «просто знакомого» – внезапно встретившегося на мое горе товарища, одно выражение взгляда которого уже было мне отвратительно.
Знаете, сейчас бы я уже спокойно отнес ревность к одной из человеческих патологий: чем больше ее в организме, тем сильнее она убивает. Ревность сродни метастазам, оплетающим участок за участком все внутреннее тело. Однако тогда она была единственным отчаянным кличем в сторону Эсмеральды. Кличем, который она наконец-то смогла заметить.
Я забрал ее и усадил в такси. Я еще не знал, но ожидать от Эсмеральды в таком состоянии, но не мог сердиться: слишком дорожил. Слишком сильно влюбился, как настоящий идиот. Голова ее беспорядочно вертелась из стороны в сторону, и я боялся, что ее с минуты на минуту стошнит. Как только я осторожно обхватил руками ее лицо, она решила выстрелить в упор. В моё сердце.
– Я тебя не могу полюбить, Монсиньи. Никак. Сейчас никак.
Глупый и наивный ты человек, Жорж. Моя память намеренно скомкала все воспоминания того вечера: она забрала у меня возможность прокручивать этот день, словно на проигрывателе для виниловых пластинок намеренно сломали иглу. Она меня не любит. «Сейчас никак». Я был напуган, как забившийся в угол незнакомого дома щенок: я отчаянно схватился за эти ее два слова, несколько раз облегчая себе ужас. Она ведь дала мне время гарантию, верно? Она же не уходит, а просто попросила немного времени?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу