Утром перед работой мы по традиции чаёвничали. Я пила молочный улун из своей модной стеклянной кружки, а ты пыхтел рядом, на подстилке, с тампонами, смоченными в чифире, на слезящихся глазках. Это тоже от конъюнктивита.
За окном, в фиолетовой тьме, порхали пухлые снежинки. Из колонок согревающе пела твоя любимая Билли Холидей: “Hush now, don’t explain, just say you’ll remain…”
– Скоро Новый год, Зая.
Я погладила тебя по лбу – ты шевельнул носом.
– Что ты хочешь на Новый год, Зая? Килограмм морковки? Новую подушку? – я усмехнулась и посмотрела на часы: пора было выходить. – Потому что новый монитор, боюсь, тебе теперь ни к чему!
Я решительно отставила кружку и встала. Ты сидел не шелохнувшись.
– Вчера звонили с твоей работы, Зая, – я неумело красила губы левой рукой и поглядывала на тебя в зеркало. Ты нахохлился, как курица. Нет – как индейка. Гигантская бройлерная индейка. – Я сказала, что ты на больничном.
Ты дёрнулся, и один чайный тампон упал на подстилку. Теперь ты выглядел как одноглазый Джо в мультфильме для девочек.
– Ну, а что мне надо было сказать?.. – я подошла к тебе и прилепила тампон на место. – Глазик почти выздоровел! Не то что моя рука… – проворчала я, помотав перед твоим носом перебинтованной кистью. Ты задрожал. – Ладно, мир. Проехали уже.
Я стала обуваться.
– Не бесись тут без меня, не скучай! Туалет – в песке, и только там! Еда – в миске! – я потрепала тебя по холке перевязанной рукой и чмокнула в мохнатый нос. – Люблю тебя, Зая!
Ты покорно потёрся мордочкой о бинт. Кажется, тебе стыдно. Ещё бы! Ведь вчера у ветеринара ты со всей дури лягнул меня своими лапищами! Знаешь, Зая, абьюза в семье я не потерплю.
**
Вечером я шагнула во мрак квартиры, и меня обдало режущим холодом. Неужели я не закрыла окно?
Дверь в комнату была распахнута настежь и зловеще поскрипывала. Меня пробил озноб.
– Зая! – я бросила сумку и крикнула во тьму. – Где ты, Зая?
Щёлкнула выключателем, подскочила к окну, захлопнула ставни. Осмотрелась. Снова распахнула окно и высунулась по пояс.
– Зая! – морозный ветер полоснул по щекам, я запрыгнула на подоконник и, держась за раму, вгляделась в черноту асфальта. Внизу просигналила машина, закутанный прохожий приостановился на секунду и, натянув капюшон, просеменил мимо. Я сощурилась: кирпичики тротуарной плитки, забитые урны, канализационные люки с пятнами испражнений на крышках. Везде что-то дёргалось и белело: сигареты зажигались и гасли, плевки поблёскивали и замерзали, полиэтиленовый пакетик летал по автотрассе. Голова закружилась. Я отшатнулась от окна и закрыла ставни.
– Зая! – я выбежала в коридор, метнулась в ванную, выскочила в кухню. Глянула в ящики, холодильник, мусорный бак. Кинулась назад в комнату, залезла под стол, отшвырнула пуф, разбросала стулья…
– Где ты, Зая? – прошептала я, стоя перед смятой подушкой. – Прости меня!
Щёки