– Доброе утро, проходите.
Он выглядел уставшим и озабоченным, менее презентабельным и уверенным, чем на многочисленных рекламных плакатах, которыми был оклеен весь район. «Конечно, – подумала я, – так и должно быть: растиражированный образ претендента или народного избранника на цветной лощеной бумаге парадных портретов часто не соответствует обыденной конкретике его лица и жизненной правде его содержания».
Повесив пальто на вешалку, Верещагин, едва взглянув на меня, прошел в прихожую и, прежде чем я успела предложить ему присесть, с деловой бесцеремонностью уселся в кресло, закинув ногу на ногу, вольготно откинувшись на спинку.
– Как я уже сказал, моего помощника подозревают в убийстве, – начал он с места в карьер, вынимая из кармана пиджака пачку «Мальборо».
Я пододвинула ему пепельницу и устроилась в кресле напротив.
– Давайте начнем с самого начала, Юрий Степанович, кажется?
Верещагин наконец поднял на меня свои карие глаза, от которых к щекам пролегли довольно глубокие морщины.
– С самого начала… – он выпятил губы и нахмурился, – начиналось-то все неплохо. Моя знакомая, кстати, ваша одноклассница – Говоркова, пригласила меня в кафе, где они с друзьями отмечали десятилетие окончания школы.
– Значит, они решили отправиться в кафе, – произнесла я.
– Что? – не понял Верещагин.
– Меня тоже приглашали на эту встречу, – объяснила я, – но мне, к сожалению, не удалось пойти, я – очень занятой человек, – ответила я на вопросительный взгляд Юрия Степановича.
– Так вот, – продолжил он, – проведя полвечера в кафе, вся компания отправилась в сауну. Все было в порядке до того момента, пока Беркутов не поднял шум. Я в это время сидел в парной с этим… слесарем…
– Наверное, Гришей Ступиным, – подсказала я, представив себе, как чопорный Юрий Степанович восседает в тесном помещении парилки с безалаберно-смешливым Гришей. Если и было у них что общее, так это носы: мясистые, крупные, такие породистые носы. Да и вообще, подумала я, баня – это некое утопическое государство, где в принципе все равны. Сняв свои тряпки и регалии, богачи становятся практически неотличимы от простого народа, хотя некоторые и тут не могут расстаться со своими трехкилограммовыми цепями и крестами.
– Вот-вот, со Ступиным, – подтвердил Юрий Степанович, – он выскочил первым, а я еще остался на некоторое время, но потом решил тоже посмотреть, что за шум. На бортике большого бассейна Ступин с Сергеем делали кому-то искусственное дыхание. Когда я подошел ближе, то увидел, что это был Грушин.
– Груша? – я открыла рот, пытаясь представить себе эту картину. – Он что, утонул?
– Вначале мы тоже так подумали, – опять нахмурил брови Верещагин, – но когда приехала милиция – кто-то из обслуги вызвал, – Беркутова арестовали, а с остальных взяли подписку о невыезде. Вот, собственно, и все. – Верещагин затушил окурок, ослабил узел галстука и, достав платок, высморкался.
– Почему же арестовали Беркутова? – спросила я.
–