Сейчас я обычно не занимаюсь гаданием, но в одном из тибетских монастырей, где я жил, – в самом центре Нью-Джерси, было много древних монахов из Монголии, которые были в этом действительно хороши. Я наблюдал за ними в течение многих лет, и поэтому я знаю, как сделать хорошее шоу, если это кому-то поможет.
Тибетские монахи гадают с помощью пары игральных костей, но монголы делают это лучше. Они берут суставные бараньи кости, имеющие кубическую форму, и варят их до чистого белого цвета. Вы бросаете кости на стол и смотрите, как они приземляются, а затем говорите человеку, что произойдет. И вот я бросаю бараньи кости и склоняюсь над ними с очень серьезным видом.
– Хм!
Я говорю: «Хунг![3]»
Потом добавляю несколько мантр для верности: «Ом мани падме хунг[4], Ом мани падме хунг!»
После этого полагается вскрикнуть: «Ах! Вот оно!»
Энн склоняется над бараньими костями.
– Итак, Геше-ла, я его найду в интернете?
– Нет, нет! – серьезно говорю я. – Только не интернет! Это не может быть интернет!
– О, – восклицает она, – тогда это должно быть в танцевальном клубе!
Я очень медленно наклоняюсь над костями и внимательно их рассматриваю.
– Нет, и не там; ты не встретишь его в клубе!
– Так где же? – спрашивает она.
Я останавливаюсь, наклоняюсь над костями и смотрю на них еще немного, затем медленно выпрямляюсь и смотрю ей в глаза.
– Тебе придется идти… в дом престарелых!
– Дом престарелых?
Глаза Энн расширяются, и она недоверчиво смотрит на меня. Долгая пауза, а затем:
– Но Геше-ла, вы не понимаете.
– Не понимаю чего? – ворчу я.
– Я имею в виду, – она краснеет, – я имею в виду… Геше-ла, я хочу… молодого человека!
Я смеюсь и говорю ей:
– Нет, это ты не понимаешь.
Скажи, зачем тебе молодой человек?
– Ну, – тут же отвечает она, – посмотрите, как я живу. У меня хорошая работа, в офисе здесь, на Манхэттене. Я работаю целый день, мне нравится моя работа, а затем я прихожу домой. Я готовлю себе небольшой ужин, что занимает около 45 минут. Затем я сажусь одна, чтобы съесть его, что занимает около 5 минут. А потом я мою посуду, что занимает еще полчаса. Так что, видите ли, я трачу больше часа на ужин, просто чтобы сесть и съесть его в одиночестве, и никто не сидит напротив, не ест со мной, не наслаждается тем, что я готовлю, не спросит, как прошел мой день.
– Значит, тебе одиноко, – говорю я. – И ты хочешь, чтобы кто-то был с тобой рядом: ты хочешь общения с тем, кого любишь.
– Вот именно, – вздыхает