Староста. А мне, между прочим, смотреть на твою смерть будет даже не интересно. Я за свою жизнь столько смертей видел…
Учитель. Прекратить! Прекратить немедленно! Здесь же ребенок. Совесть у Вас есть?
Партизан. Ребенок, взрослый или старик – неважно это сейчас. Нам всем одна работа предстоит. Тяжелая до невыносимости – помирать до срока.
Слышна громкая немецкая речь.
Староста. Что говорят?
Марина Сергеевна. Похоже все. (Прижимает к себе дочь).
Голоса.
– Ну вот, еще одна безвыходная история человеческая.
– Которая, как обычно закончится в считанные минуты.
– Запахом копченого мяса. И нечеловеческими воплями.
– А души – в неведении, и опять все по кругу, по кругу, по кругу.
– Спасем? Поможем?
– Дадим шанс.
– Какой шанс? Как? Рука с факелом вон уже занесена, сейчас все полыхнет.
– Сейчас майор Шульц вспомнит одну несуществующую инструкцию, по которой перед сожжением какого-либо объекта, его надо облить со всех сторон бензином.
– А не керосином?
– Слушайте, не искажайте частностями общую, и такую прекрасную, надо сказать, картину мира.
– Да он забьет на инструкцию.
– Немец? На инструкцию? Это также невероятно, как если бы русский разбил ящик водки и не заплакал бы.
– Итак?
– Итак, Майор Шульц, вы забыли одну важную инструкцию. А Ваш заместитель, очкастая обезьяна….
Слышна немецкая речь. Заводится мотоцикл и уезжает. Начинает идти довольно сильный дождь.
Староста. Что там еще?
Марина Сергеевна. Они поехали за бензином.
Староста. За каким бензином?
Марина Сергеевна. Майор вспомнил про какую-то инструкцию, по которой, любой объект надо обязательно… (Плачет).
Катя. Мама, мамочка. Что случилось? Почему ты плачешь?
Марина Сергеевна. Ничего, ничего, дочка, все хорошо.
Катя. А зачем нас заперли в этот амбар?
Марина Сергеевна. Нас выпустят, нас обязательно выпустят.
Учитель. Катенька. Ты пойди к деду Ивану и к тетке Наталье. Пускай они тебе сказку расскажут. А мы здесь взрослые поговорим. Дед Иван! Тетка Наталья! А ну, развлеките Катеньку. А то вы как голубки уже давно шепчетесь. О чем вы так оживленно разговариваете?
Дед Иван. О чем же сынок можно еще перед смертью-то разговаривать. О любви, конечно же.
Учитель. Ну-ну. Беги Катенька к ним. (После паузы, обращается к Старосте и Партизану). Вы же взрослые люди. Неужели нельзя было языки прикусить? Зачем орать при ребенке про смерть, про все такое? Даже от возмущения слова подобрать не могу? (Слышен удар гонга). Что это? Вы слышали? Нет? Так. Что-то происходит. Нам зачем-то дали этот час. Ведь