– Вот. И я говорю: мрут молодые, мрут, – подхватила ее собеседница Павловна. – Старики еще ничего, а молодежь… совсем никудышняя пошла. А тут еще эта кровать! Заговоренная, что ли… Два трупа за неделю – это не шутка. Вот они и тянут ее за собой, тянут. Прости, Господи. Страхи какие!..
– У нас вот тоже… – поддержала ее Кузьминична. – Купила моя соседка как-то матрас. Зять ее упросил: возьми да возьми, мать, по дешевке. Матрас хороший, обшива добротная. Чего не взять? Вот она спит ночью и видит – кто-то за ноги ее с кровати тянет. Тянет и тянет. Она на себя одеяло, а оно вниз. Она – на себя, а оно – на пол. Вот крест, как есть говорю. Сонька врать не будет.
– Во-во. Тянут, тянут… Сила нечистая… К себе, значит, восвояси.
– И так кажнюю ночь. Что за черт, думает? Пошла, значит, к своему зятьку, а он возьми да признайся – Сан Саныча матрас. Сын евоный принес. А Сан Саныч неделю как помер. Это они деньжата у нее на бутылку выторговали. Вот таки дела…
– Вот и не верь теперь в нечистую…
– И мужик что-то носа не кажет…
– А кому дохлые нужны? Всем кровь с молоком подавай! – гоготала совсем недохлая Томка. – Насмотрелся на нее – и деру. За мужика бы держалась, ан нет, поперлась по больницам… Теперь ходи за нее, звони.
Когда Надежда первый раз услышала такой разговор, ей стало не по себе. Сама она понимала, что с ней что-то не так. После операции не могла долго стоять, печень висела свинцовой глыбой, давила на диафрагму, мешая дышать. Было такое чувство, что ей со всей силы дали в солнечное сплетение, отчего она не может даже говорить. От ощущения тяжести этого огромного распирающего камня хотелось сесть, но и это приносило облегчение лишь на короткое время. Только лежа, когда печень немного расправлялась, она начинала чувствовать себя нормально.
По ночам ей стал сниться один и тот же сон: шум за спиной, хлопанье крыл, самодовольный, вызывающий смех, и какая-то неведомая сила стаскивает одеяло. Надежда пыталась увидеть неизвестного, но в опутывающей сизой дымке никто не появлялся. Только ветер – то холодный, обжигающий, то мягкий, ласкающий, – гулял по палате. Когда Надежде в первый раз приснился этот сон, она неожиданно для себя вскрикнула, вскочила и с силой ухватилась за одеяло. Руки ее дрожали, зубы отстукивали чечетку, а внутри все тряслось, как после длительного бега.
На соседних кроватях больные пришли в движение.
– Ты что? Аль сон какой приснился? – перекрестилась в темноте Кузьминична.
– Ну что, душа моя, может, за медсестрой сбегать? – недовольно спросила единственная из всех нерезанная Томка.
– Да нет. Это я так… – ложась и подтягивая одеяло до самого подбородка, выдавила из себя Надежда.
Она ощупала бок— трубка, слава богу, от ее резкого вскакивания не выпала, но вот боль усилилась.
Картины сновидений иногда усугублялись завыванием отопительных труб. Этот вой –