– Какие ж у меня предложения? – ректор потянулся к процессору, запустил мотор. – Мне нужны ваши пожелания. Небось, присмотрели?
– А как же, – осклабился Браго.
– Ну, тогда поглядим.
Отец Савватий разыскал папку с личными делами лицеистов и дважды щелкнул мышью. Попечитель придвинул кресло поближе к экрану, и переговоры начались.
8
Драться на дуэли никто не умел. В Лицее этот предмет не преподавали. Более того – строжайше запрещалось прикасаться к рапирам вне уроков фехтования.
Кое-что, впрочем, было известно из книг.
Оштрах уже успел забыть о злополучной колбе, он увлекся новой затеей и совершенно запутался. По правилам в дуэли должны были участвовать секунданты и доктор. От доктора сразу пришлось отказаться, но с секундантами оказалось сложнее. Кто-то к кому-то должен был их посылать: сколько человек? Кто первый? И самое главное – зачем? Допустим, он направит к Швейцеру Остудина и Пендронова. Что же дальше?
Разрабатывать собственную церемонию времени не было. Швейцер демонстративно отказывался от обсуждения и вел себя так, словно предстоявший бой его совсем не касался. На вопрос Оштраха о секундантах он равнодушно пожал плечами:
– Делайте, как хотите.
Оштрах, любивший, чтобы все было, как в жизни (как в книге), взял хлопоты на себя и сам назначил Швейцеру секунданта. Им, конечно, оказался Берестецкий, с которым Швейцер был дружен. Больше желающих не нашлось, лицеисты трусили. Тогда Оштрах смирился с мыслью иметь при себе одного секунданта вместо двух и выбрал, как и думал, Остудина. В этой фигуре сомнений не возникало; Остудин был пронырлив, вездесущ, и даже страх наказания не мог излечить его от страсти хоть боком, хоть краем плеча влезть в дело, его абсолютно не касающееся. Пендронова решили поставить на часах.
– Свистнете, если что, – велел ему Оштрах.
– Но я не умею свистеть.
– Ну, топните, крикните – что угодно.
Берестецкий озаботился другим.
– Что же – вы насмерть собираетесь биться?
– Можно и насмерть, – вызывающе ответил Оштрах. – Это вопрос чести! Ладно, я вижу, что вы не хотите. Пусть будет до первой крови.
– Не забывайте, ваш противник недавно перенес операцию, – предупредил его Берестецкий.
– Я заложу за спину правую руку, – нашелся тот. – Буду драться левой. А Швейцер может сражаться, как ему вздумается.
– Я поговорю с ним, – пообещал Берестецкий недовольно. Ему не нравилась сама идея дуэли.
Швейцер легко согласился со всеми условиями. Он думал о Раевском, записке, Вустине, Враге, запахе эфира и диковинном микроавтобусе. Спросить было не у кого. Он все больше верил, что путешествие