Обожаемым Шустикам – Алене и Егору.
Благодарю всех моих друзей, коллег, доверителей, подписчиков.
И каждого человека.
Вы все невероятно мотивируете жить и творить.
Спасибо вам!
Предисловие
Я смотрю на своего младшего сына, покрытого аллергической сыпью, и в очередной раз чувствую безысходность. Все внутри как будто падает в пропасть, и я никак не могу на это повлиять – только наблюдаю со стороны. В очередной раз задумываюсь: почему в последнее время в моей жизни возникают какие-то, мягко сказать, проблемы?
Отматываю пленку воспоминаний на три месяца назад. Я в роддоме. Ночь, дежурный врач говорит, что шансы спасти ребенка велики, но для этого придется ехать в другой город, где имеется реанимация для новорожденных. Я на тридцать второй неделе беременности, и в голове звучит одно: «Лишь бы с ребенком все было хорошо».
Воды стали отходить ночью, когда я была дома. Почему? Ведь еще шесть недель…
Стоп, приказала я себе. Если поддаться панике, я не смогу быстро принять важное решение, которое, возможно, спасет и меня, и малыша. Подсознательно я ощущала некую уверенность в том, что все закончится хорошо. Но это не значит, что я была совершенно спокойна: в моей голове мелькали самые драматичные варианты развития событий.
Вскочила с кровати, схватила приготовленные документы, разбудила мужа, протараторила, что мне срочно надо в роддом, попросила присмотреть за старшим сыном, второпях оделась, прыгнула в машину и уехала в ночь одна. Невозмутимость моего не до конца проснувшегося мужа помогла держать себя в руках: когда вокруг нет паникующих людей, ураган сторонних эмоций на тебя не распространяется. Вести машину в таком положении я не боялась. Ночью на улицах маленького городка, где мы тогда проживали, сложно кого-то встретить, к тому же и схваток не было, словно ничего не происходит…
В соседний город, в роддом с реанимацией для новорожденных, меня повезли уже на «Скорой». Воды отошли не полностью, и мне предложили подождать, понаблюдать за состоянием ребенка. Ведь на таком сроке каждый день, прожитый в животе мамы, куда лучше для его физического и психического здоровья, чем преждевременное рождение.
Десять дней я пролежала в палате, стараясь не делать лишних движений, – лишь бы не отходили воды. Иногда плакала – больничная атмосфера была тревожно-унылой, но изо всех сил заставляла себя верить в благоприятный исход событий. В роддоме я пыталась найти информацию о причинах преждевременных родов: беседовала с врачами, читала статьи в Интернете, благо тут был Wi-Fi. Мне хотелось разобраться, что со мной не так. Всегда, в любых ситуациях я стремлюсь описывать происходящее через причинно-следственные связи. Это помогает понять, где искать сбой, и главное – как избежать проблем в дальнейшем. Но если днем я еще держалась, то ближе к ночи в голове крутились мысли, которые не давали уснуть: «Почему именно я? Почему именно со мной? ЗА ЧТО МНЕ ЭТО?!» В итоге желание разобраться в своей жизни привело меня к новым взглядам на мир и себя.
Воды подтекали, к тому же заканчивалось действие препаратов, которые врачи ввели для сдерживания родовой деятельности, а значит, в любой момент могли начаться схватки. К исходу десятого дня все и произошло: на тридцать четвертой неделе беременности я родила здорового малыша – здорового в той степени, при которой младенцев оставляют в палате с мамами. Реанимации не потребовалось, но шустрый Артемий (мы не случайно выбрали имя – в переводе с греческого Артемий означает «безупречно здоровый») начал желтеть. Ему назначили сеансы фототерапевтического облучения, помогающие бороться с желтушкой новорожденных. У моего первого сына такой проблемы не было, но я воспринимала это как сущую мелочь. Подумаешь, желтушка – не самое страшное, что может случиться с ребенком, родившимся раньше срока! Я считала сына совершенно здоровым. Но четкого понимания слова «здоровье» у меня тогда не было.
В роддоме мы не задержались: мужу нужно было выходить на работу (еще одна проблема в нашем слоеном пироге жизненных трудностей). Отпуск, пусть даже за свой счет, ему не разрешили продлить – он и так просидел дома со старшим сыном все две недели моей роддомовской жизни. Самочувствие у нас с Темой было хорошее, только желтушка никак не отступала: забегая вперед, держалась месяца два-три. Потом к ней прибавилась аллергия – появилась сыпь на лице и на сгибе ножек-ручек. Мое восприятие тогда сводилось к одному: «Понятно, ведь он родился раньше срока». Позже я поняла, что такое объяснение тормозило развитие ребенка и процесс его исцеления. Однако нет худа без добра: первые месяцы жизни моего младшего сына помогли мне начать новый этап жизни – изменить ее настолько, что сейчас я благодарна этому толчку, который, признаться, воспринимала как удар в спину.
Весь фокус внимания, по дурости моей, был сосредоточен на Артемии. Конечно, я старалась воспринимать его как «нормального», а как иначе, ведь дети не бывают «ненормальными»! Головой я все прекрасно понимала и рвалась распределять свое время равномерно между обоими сыновьями (о муже вообще молчу), но в душе царил дискомфорт. Меня