Воцарилась тишина. Все посмотрели на нее.
– Анджей, поди-ка сюда на минутку! – позвала она. – Выпьешь? – Она встала и подала ему бокал вина. – Расскажешь нам что-нибудь про него?
Он стоял, опершись о косяк двери, смутившийся, словно маленький мальчик, которого застали подслушивающим разговоры взрослых.
– Двенадцать лет он был католическим монахом. Написал трактат о душе. О том, что она привязывается к людям и к событиям, что она словно виноград, превращающийся в вино, что Меркурий, патрон корреспонденции, заботится, чтобы слова доходили до ее самых потаенных закоулков. И что душу нельзя рассматривать с точки зрения инженера.
После этого Анджей отошел к компьютеру. Через минуту вернулся и, подавая несколько листков бумаги, сказал:
– Это я скачал из Сети. Может пригодиться…
И тогда она испытала тот восторг, ради которого могла бы позволить ему сегодня снять с нее лифчик, конечно, при условии, что за дверью он сразу забудет об этом. Хотя вряд ли он смог бы забыть.
В течение двух лет он был рядом, но никогда не был близок. Магде это было непонятно. «Слушай, – говорила она, – у этого типа есть все необходимые компоненты. Съешь с ним вечером спагетти, а утром почисти зубы у одного умывальника, и ты увидишь, что это он. Он так нежно дотрагивается до твоего компьютера, как будто прикасается к тебе. Я сама видела. Он тебя обожествляет, хотя вы из одной деревни». И когда она впала в это свое томное настроение после вина, она нашла в себе силы встать с постели, прийти к ней в комнату и сказать: «Всегда таким, вроде тебя, глупым как бревно, в руки плывет первосортный товар». Вот какая была эта Магда. Как говорил о ней Анджей: «Чувственность с голым животом сразу за огненной стеной». Недоступная и опасная. Она могла на неделю уехать с каким-то мужиком в горы и слать ей смски вроде этой: «Слушай, у него алгоритм в мозгу, Лесьмян[5] в душе и Коэн в сердце. И та-а-акой пенис». После каждого такого возвращения примерно через месяц она говорила, что он «обрезал ей крылья, усыпил бабочек и разбил сердце»; плакала, не отвечала на телефонные звонки. Потом внезапно вставала и снова начинала «ловить карпа», или carpe diem[6]. Мартина была ее абсолютной противоположностью. Только раз ей разбили сердце, бабочек она сохранила.
Когда она с ним познакомилась, ему было тридцать девять. Она знает это точно, потому что сама вносила в базу данные из его регистрационной карточки. У него были тридцатилетняя жена и пятилетняя дочка Моника. Она вводила в компьютер и их карточки тоже. Он приехал из Гданьска читать лекции в летней школе филологов в Торуни. Она там тоже была. Их студенческое научное общество было одним из организаторов. Платили неплохо, и можно было еще послушать лучших лингвистов Польши. Жила она в общежитии