– Висит?
– Висит…
Опять все засмеялись. Даже Ольга. Даже Николай. И ведь Кешка-то не сказал ничего остроумного.
– Висит, значит?
– Ну, хватит!
Букварь рванулся вдруг к Кешке, схватил за ковбойку. Готовый врезать. Справа. В челюсть. Стоял резкий, вспружиненный. Кешка снисходительно улыбался, хлопал по-детски ресницами.
Подошел Николай. Отвел руку Букваря. Спрятал улыбку.
– Ладно. Мы так до ночи не управимся. Букварь, помоги с палаткой…
– А чего же он?.. – обиженно протянул Букварь.
«А чего же ты? Ты же сам просил меня не спешить…» Этого Букварь не сказал. Он просто смотрел в глаза Николая. Николай понял. Он все улыбался. Улыбка у него была счастливая.
– Не на шесть же часов, – сказал Николай.
Букварь поплелся к палатке.
Палатка стояла недалеко от домика. Углы ее были ненатянутые и мятые, и она казалась лопоухой. Букварь вместе со Спиркиным и Бульдозером стал вбивать колья, натягивать шершавый двухслойный брезент.
– Ставим парус, – сказал Спиркин.
Спиркин мог научно объяснить, что такое парус.
Он родился на море. Его отец имел шаланду, полную кефали.
Кешка наловил в Канзыбе хариусов, сорог и бульбанов. Они плавали в большом бачке над костром и благоухали. Ольга, веселая и счастливая, вертелась у костра вся в саже, скакала, оседлав новенькую метлу, и радостно спрашивала, похожа она на ведьму или нет.
Когда ребята уже курили над Канзыбой в ожидании ужина, Спиркин сказал Николаю:
– Вы с Ольгой дом забирайте, а мы палатку.
– Точно, – сделал затяжку Кешка.
– Нет, – сказал Николай, – Ольга одна будет жить в доме.
– Зачем? – вступил Букварь. – Мы все поместимся в палатке. Чего ее стесняться? Она же хороший товарищ.
Все захохотали. Даже Виталий Леонтьев улыбнулся, хотя он был человеком сдержанным.
– Ребята, сейчас он прочтет нам лекцию о том, как ему удалось сохранить невинность, – скривился Кешка.
И когда уже шли к палатке, Букварь услышал, как Кешка, с трудом сдерживая смех, говорил Бульдозеру:
– Надо ему что-нибудь устроить… Устроим ему любовь!.. А!..
…Костер бросал искры в темно-синее небо. Небо стало совсем низким. Оно опускалось переночевать и погреться у костра. Букварь машинально водил колючей веточкой кедра по светящимся углям. Бачок с ухой шумел. Капли выскакивали на стенки бачка и испарялись, успевая пробежать несколько сантиметров.
Букварь чувствовал, как проходит то радостное, счастливое ощущение жизни, которое возникло у него на сопке у таявшего льда. Стало тоскливо. Всегда так! Какой-то глупый разлад. Природа и люди! Душевное равновесие, обретенное в тайге, когда он был один на один с миром, разлетелось, как фарфоровое блюдце, шлепнувшееся об пол. Конечно, он знал, что люди здесь работают обыкновенные, но он представлял себе их иначе и надеялся, что здесь, на стройке, все будет не так. Все было так…
И пристало еще к нему это глупое прозвище – Букварь! Он подумал о прозвище