– Право? – Она подняла брови. – Вот как? Уже и о правах заговорили?
– Да, я… Но я не… Да, у меня есть право! – Он покраснел. – Погодите, разве не вы дали мне повод думать, что… Разве мы не друзья? И если вы сначала соглашаетесь пойти со мной на футбол, а потом вдруг передумываете, разве я не имею права спрашивать, почему вы передумали? Скажите же!
– И не подумаю, – твердо ответила Эми, холодно улыбаясь.
– Но почему?
Она покачала головой:
– Просто не желаю, и все.
Эми опять взглянула на часы, что выглядело вполне естественно. Правда, стрелок она так и не заметила.
– Мне действительно пора…
– Так вы не скажете?
– Нечего говорить. – Она натянуто улыбнулась. – Вы, очевидно, полагаете, что, если девушка вам отказывает, непременно случилось что-нибудь ужасное. Не допускаете, что ей просто не хочется идти?
– Ну, я… Но вы… – пролепетал мужчина, затем резко смолк и пристально посмотрел на нее, медленно заливаясь краской. – Прошу прощения, – сухо произнес он наконец. – Видимо, я заблуждался.
Гость подошел к двери, распахнул ее и вышел.
Эми стояла не шелохнувшись, пока шаги внизу лестницы не стихли. Затем, громко стуча каблуками, прошла в спальню, схватила серую шубку, отшвырнула ее, присела на край кровати и уставилась на себя в зеркало.
– Все получилось, не так ли? А голос дрожит. Слышите – дрожит, мисс Дункан… Что, обошлось без слез? Какова сила воли, а? Он непременно поведет девушку на футбол, черт возьми, а если нет, он хочет знать почему! Почисти-ка перышки, дорогуша, и бодро отправляйся на задание.
И Эми открыла пудреницу.
В тот же день, без пяти минут три она вышла из отеля «Черчилль» на Пятьдесят четвертую улицу в сопровождении стройного, элегантного, улыбающегося мужчины средних лет, позволила усадить себя в такси и на прощанье помахала из окна ручкой.
Этот мужчина и шантажировал миссис Гримсби. Обед с ним не принес результатов. Эми была слишком погружена в свои мысли, чтобы действовать четко и эффективно. Теперь же, приняв решение, она немедленно взялась за дело. Наклонившись к водителю, девушка попросила отвезти ее к станции подземки на Пятьдесят девятой улице. Поскольку поездка рассматривалась ею как сугубо личная, плату за такси нельзя было заносить в перечень служебных расходов, а для нее самой даже лишние сорок – пятьдесят центов имели значение.
Выйдя из подземки на Двадцать третьей улице, Эми прошла три небольших квартала на север, затем один большой – на запад и остановилась перед трехэтажным кирпичным сооружением, старым и мрачным на вид. Во внутренний двор вел мощеный проезд для грузовиков, но ни над аркой, ни возле входа не имелось вывесок, проясняющих предназначение этого здания. Только перейдя на другую сторону улицы и подняв глаза, можно было прочесть огромную, во весь верхний этаж, надпись, сделанную выгоревшей белой краской прямо на