– И все же, ненависть? – сквозь зубы выдавливает он из себя, и я с трудом подавляю жгучее желание развернуть к нему то маленькое настольное зеркальце, что стоит от меня по левую руку.
– Хотите знать мое мнение по поводу Вашего последнего вопроса?
– Пожалуй, нет, – сухо отвечает проверяющий, почти не открывая рта. – Меня уже не интересует ваше мнение.
– Тогда что?
– Только первичные реакции. И я их уже получил.
– Хорошо.
– Последний вопрос.
– Слушаю вас.
– Власть?
(…Я чувствую, как за спиной распускаются крылья. Они все, все до единого, всегда задают мне этот вопрос, и я точно знаю, что должна на него ответить. Обмануть проверяющего человеку невозможно. Но мне это удается постоянно, поскольку в силу совершенно никому непонятных причин, мои реакции отличаются от человеческих.
Отсутствие личностных связей с внешним миром – вот та цена, которую ты должен заплатить за возможности, получаемые тобою тут, в Вечности. Но мне, в отличие от других агентов, не смогли заблокировать память о семье. А я об этом не рассказала. Тогда, много-много сотен лет назад… И теперь, каждые тридцать тысяч субъективных лет, я вынуждена юлить и изворачиваться, пытаясь ускользнуть от карающей длани наших доблестных проверяющих. Да, я точно знаю, что ему ответить.
Я вновь втягиваю в себя ароматный дым, и Кальян подпевает мне слабым бульканьем…)
– На мой вкус власть, – говорю я, – это когда тебе все можно.
– Вы ведь говорите сейчас об абсолютной власти? Не так ли?
– Конечно. Только такая власть и является ею по сути. Власть от лукавого. Все остальное – детские бирюльки.
– Как интересно! – проверяющий смотрит мне в глаза, и я выдерживаю его взгляд. – Я вижу, Вы сейчас говорите абсолютно искренне?
– Именно.
– И вы очень любите власть, – его вопрос звучит как утверждение.
– Больше всего на свете.
– Тогда я буду ходатайствовать в своем отчете о продлении вашего контракта в Оффтайм еще на один период.
Он собирается уходить, и тут я его останавливаю.
– Вам никогда не доводилось бывать по службе в Римской Империи периода ее заката?
– Не доводилось, – как и прежде, безжизненно, говорит мне этот человек.
– Если будете там с оказией, присмотритесь к элите.
– И что же я в ней увижу?
– Вы увидите, что такое Власть во всей полноте этого понятия.
– Всего вам наилучшего!
– Удачного вам дня!
Я бросаю ленивый взгляд на подписанную им бумагу с заключением о возможности продолжения моей службы. Ну, конечно. На его вкус я оказалась достаточно честолюбивой, чтобы держаться за свою работу и сохранять ей верность, в страхе потерять