Отлично. По крайней мере, здесь есть хоть одно помещение, где не будут следить за каждым моим движением, словно за новеньким зверьком, заточенным в клетке. Но мои мысли тут же грубо разбиваются об скалы жестокой действительности: как только взгляд поднимается вверх, я мгновенно улавливаю очередную камеру, мигающую опасным красным огоньком.
Вот уроды! Ладно хоть одна камера, а не целых четыре штуки, как в основной палате… Спасибо и на этом. Хотя… разве наличие в уборной всего одной камеры что-то меняет? Диана и ее сообщники в любом случае не хотят упустить из виду каждый мой шаг.
Раздраженно выдыхая, я молюсь всем богам, чтобы камеры не записывали звук или чтобы на мне не было специального микрофона, записывающего каждый вдох и выдох. Осторожно прикрываю дверь, подавляя желание с яростью захлопнуть ее, разнося к чертям дверной проем.
Ты не должна показывать эмоции, Ева. Ты не должна так часто смотреть в камеры. Ты не должна разговаривать сама с собой и бесцеремонно разглядывать мимо пробегающих людей в белых халатах.
Все, что ты должна сейчас – мирно лежать на кровати и молча дожидаться хоть кого-то, кто осмелится войти в клетку со зверем.
Глава 2
В воздухе раздается едва уловимый щелчок.
Я нервно стягиваю одеяло и подрываюсь с места, наплевав на ноющую головную боль. Прошло уже несколько часов с момента моего пробуждения, день успел смениться ночью, но ко мне так никто и не подошел. Меня разрывает на части от ярости, но я все еще пытаюсь сохранять последние частички самообладания и не разнести всю палату к чертовой матери.
Человек в белом проникает в помещение через потайную дверь в единственной бетонной стене. Он со звоном кладет что-то наподобие тарелки на голый белоснежный кафель и тут же захлопывает дверь. Я толком не успеваю понять, кто это был – мужчина или женщина. Лишь его рука, обрамленная белым рукавом, попадается мне на глаза. Быть может, все это лишь кажется?
Но тарелка с непонятным содержимым и стакан с водой свидетельствуют против моих галлюцинаций и продолжают мирно стоять возле бетонной стены. Еще некоторое время я прожигаю взглядом едва заметные очертания потайной двери, пытаясь разгадать почему не уловила ее раньше. Но пшеничная каша в прозрачной тарелке бежевого оттенка так и манит меня притягательным запахом, а язык уже жаждет испытать вкус хоть какой-либо пищи.
Медленно приближаясь к тарелке и стакану с водой, меня посещают мутные сомнения. А что, если еда отравлена? Нет, зачем им убивать меня таким скучным способом, когда в любой момент они могут вколоть мне яд или по традиции хладнокровно пустить пулю в лоб?
Даже если они решили отравить меня – плевать. Я уже была готова встретиться со смертью лицом к лицу несколько