Единственным, кто им пользовался, был Андреа. Это был его способ выходить в свет, связываться с друзьями, видеть людей, смотреть кино, узнавать новое. Жить. Только так он мог это делать. Но этого точно не стоило говорить этому мальчугану.
– О’кей, – поднял плечи Якопо. – Жаль. Ты не понимаешь, сколько всего упускаешь. Там же новый мир, новая эра… – В качестве реванша и чтобы оставить за собой последнее слово, он сказал: – Вот почему тебе кажется, что медленно играть правильно: ты живёшь в аналоговой эре.
– Да-да… – смеясь, спускалась по лестнице София. – Передавай привет родителям. До среды!
В целом этот парень ей нравился, ему было десять лет, и он и вправду был очень смышлёным и забавным. У него даже были манеры настоящего мужчины. Она бы хотела иметь такого ребёнка. Мальчика. На мгновение эта мысль показалась ей такой далёкой, словно она никогда об этом не мечтала и не планировала в детстве, как всё будет. На самом деле она спланировала всё. Да так, что её даже дразнили подруги! Как они её там звали? А… да, «счётная машинка». Но вот однажды всё это просто испарилось. Как будто бы огромный корабль был готов отчаливать, отправляясь в кругосветное путешествие. Словно он был полон провизией всех сортов – от шампанского до минеральной воды, от сыра до сладостей, от бургундских до австралийских вин. А потом вдруг стоп! Корабль сел на мель, и никакой силой, никакой скоростью его уже нельзя было вытащить из песка. Он не шёл ни вперёд, ни назад, как и её закованная в кандалы жизнь. Как не выстрелившее оружие. Как впустую лязгающее железо. Вот так. А её любовь к Андреа? Почему в последнее время она издавала этот глухой звук? Почему её сердце больше не слышало её любимой музыки?
Она подошла к автомату, чтобы взять кофе. Пока она пила, кто-то позвал её:
– София?
Она обернулась.
Её старая преподавательница по фортепиано стояла перед ней в тёмном коридоре школы, в которой много лет назад София сыграла свои первые ноты.
– Привет, Оля.
Оля, а точнее, Ольга Васильева преподавала вместе с ней в церкви Фьорентини и в консерватории. Она была русской и одевалась по-старинному: носила широкие юбки, накрытые сверху ещё одной юбкой, которую достали бог знает из какого сундука, уцелевшего, видимо, после переезда её семьи в Италию.
Обе женщины обнялись, затем Оля отстранилась, но всё ещё держала Софию за плечи.
– О чём ты думала?
– А что?
– У тебя был такой вид… где же твоя обыкновенная улыбка?
«На мгновение ты стала такой же старой, как и я», – хотела добавить преподавательница, но подумала, что это может её ранить.
– О, – улыбнулась София, – я думала о том, что забыла сделать.
– Или о том, о чём перестала мечтать? – Оля не дала ей ответить. – Тебе достался весьма особенный талант, а твоя наивность была особенно милой.
– Какая наивность?
– Ты думала, что то, что могут эти пальцы, совершенно естественно… – Она взяла её за руки. – Я никогда не забуду, как мы вместе готовили Рахманинова… Тебе