Неожиданно для тех, кто не знаком с его научной работой, Крепелин не стал давать определения «маниакально-депрессивного психоза», ограничившись описанием признаков, сгруппированных под этим названием. Таковые относились к физическому либо психическому типу, причем последний – очень широко представленный в описаниях Крепелина – включал «сенсорные расстройства» и «бредовые расстройства», «абулию» и «логорею»[12]. Ни один из этих симптомов по отдельности не показался бы новым; именно их объединение и уникальная временная протяженность, в том числе в нескольких поколениях, оправдывали изобретение категории «маниакально-депрессивного психоза». То, что «меланхолические» состояния могут иногда чередоваться с «маниакальными» состояниями, граничащими с одержимостью, еще в древности отмечалось теми, кто изучал человеческую душу, и это уже стало трюизмом. И Аретей Каппадокийский между первым и четвертым веками нашей эры, и Роберт Джеймс, составивший «Медицинский словарь» в середине восемнадцатого века, понимали, что, несмотря на их различия, меланхолия и мания являются двумя сторонами одной и той же болезни[13]. В каком-то смысле Крепелин был рад просто синтезировать эту историю в единую нозографическую категорию, которую он затем описал подробнее, чем кто-либо прежде, решительно привязав ее к материальной сфере. Для него «маниакально-депрессивный психоз» представлял интерес лишь тем, что вызывал заметные признаки – признаки, чей состав определенно указывал бы на лечение, которое требовалось назначить, если таковое вообще имелось. В этом вопросе Крепелина трудно назвать оптимистом; с годами его упор на физическом измерении психических заболеваний вынудил его отстаивать позиции, все больше склонявшиеся к евгенике и генетическому контролю над расами[14]. Как только было доказано, что физические характеристики передаются из поколения в поколение, ему стало ясно, что душевные болезни – или, по крайней мере, предрасположенность к их развитию – также передаются без надежды на выздоровление или избавление. Безумие было для пациента не случайностью, которую возможно пережить, а частью самого бытия (Sein), чье заблуждение (Irre) неумолимо продолжается даже за его пределами.
Хотя он не рискнул дать определение «маниакально-депрессивному психозу», один тревожный элемент неизменно появлялся всякий раз, когда Крепелин рассматривал симптомы болезни: «возбуждение». Каким бы ни был описываемый симптом, он дифференцировался в зависимости от «состояния возбуждения» пациента, которое могло иметь физические или психические проявления, быть положительным или отрицательным и связанным с «маниакальной» или «депрессивной» фазой. Внимание наблюдателя должен был привлечь не только сам симптом, но и его усиление «возбуждением»,