Комната с зеленой дверью была моей самой любимой комнатой в доме. Прямо у двери висело уютное бра, единственный источник света, зато превращавший комнату в кадр из фильма «Маленькие женщины».
У стены стояла высокая кровать с высоким же матрасом, а на стене у изголовья висели постеры – «Дикий ангел» и «Дикая роза», а так же календарь 1994 года с девушкой со снежными ресницами.
Напротив кровати была простая деревянная вешалка с соломенной шляпкой на лентах, старыми пальто и шарфами, подальше, у окна – грубый самодельный стол с таким же стулом.
На одной стене висело зеркало в красивой раме, которое отражало все, как будто под колышущейся водой. Еще висели картины – барельеф с какой-то конской упряжкой и портрет неузнаваемой тети Гаяне с детьми.
Единственное окно смотрело в огород, и дальше, в поля и горстку деревьев, где, как потом мы узнали, когда-то располагалось семейное кладбище семьи Цильке. Но в детстве я этого не знала. Эта чердачная комната была отличным прибежищем для моей романтической души и живого воображения.
Я любила думать, что это моя комната. Так оно и было по сути, ведь никто не рвался там обитать. Мне хотелось бы перенести туда все мои книги, накинуть стеганое покрывало на кованую кровать, и писать стихи, глядя в окно на поля. Но этого ни разу не случилось. Но иногда дома на меня накатывало острое непреодолимое желание оказаться в моей любимой чердачной комнате. Я бегом пересекала пастбище, врывалась на хутор и сразу бежала наверх. К этому все уже привыкли и никто не задавал никаких вопросов. Для всех было естественно, что я на чердаке.
Потом я часто видела эту комнату в красивых снах, однажды – всю усыпанную розами, всех цветов и оттенков, весеннюю комнату жизни и любви, где легко мечталось о невозможном.
До сих пор мансардные комнаты любого типа вызывают во мне светлую ностальгию. Возможно, такая любовь к чердакам связана с тем, что я их ассоциировала с тетей Кариной – олицетворением юности, красоты, изящества и многих недоступных для меня тогда вещей. Таких, как косметика, магнитофон, или капроновые колготки. Но об этом расскажу в отдельной главе.
Немцы
Мы с раннего детства знали, что дом был построен в кенигсбергские времена, и знали историю того, как папи со своими сыновьями восстановил хутор.
Вообще такие темы, как немцы, война, изгнание и обретение дома звучали в разговорах взрослых очень часто. Только-только начинала остывать жгучая боль утраты родины в их сердцах. Они понимали всей душой, как тяжело было прежним жителям оставить свой большой дом, налаженный быт и уйти навстречу неизвестности.
И хотя все взрослые ужасно скучали по родному Шаумяну, для них было благословением жить в таком красивом хуторе, утопающем среди зеленых полей, где можно было держать сколько угодно скота и выращивать овощи, о которых даже не слышали раньше. Тати говорит, что именно здесь они