И услышал голос Мэри, устраивавшейся рядом с ним:
– Хэл, но ты же не всерьез придумал этот нешиб?
– Какой нешиб? – переспросил он, хотя знал, о чем она говорит.
– Спать в дневной одежде.
– А что такого?
– Ты сам отлично знаешь, что такого, Хэл!
– Нет, не знаю.
Он убрал руку с глаз и уставился в сплошную черноту. Мэри, как предписано, выключила свет полностью.
Ее тело, обнаженное тело, белело бы в свете лампы или луны, подумал он. Но я никогда не видел ее тела, не видел ее даже полураздетой. Никогда-никогда не видел тела ни одной женщины – если не считать картинки, которую мне показал тот человек в Берлине. А я бросил полуголодный-полуиспуганный взгляд и убежал от него со всех ног. Интересно, нашли ли его после этого уззиты и поступили ли с ним так, как поступают с людьми, столь омерзительно извращающими реаль-ность?
Столь омерзительно… да… и все же сейчас он видит эту картинку воочию, как тогда, в полном свете берлинского дня. И человека видит, который пытался ему ее продать – высокого приятного юношу, светловолосого, широкоплечего. Он использовал при разговоре берлинский диалект исландского.
Тело белеет…
Мэри молчала. Несколько минут ничего, кроме ее дыхания, не было слышно. Потом:
– Хэл, разве мало всякого ты натворил с тех пор, как вернулся? Тебе обязательно заставлять меня еще больше рассказывать гаппту?
– А чего это я такого сделал? – спросил он со злобой.
И при этом все же слабо улыбнулся, решив, что заставит ее говорить прямо, безо всяких околичностей. Не то чтобы она когда-нибудь оказалась на это способна, но он хотел подобраться настолько близко, насколько она позволит.
– Именно так. Ты ничего не сделал, – прошептала она.
– В смысле?
– Сам знаешь.
– Нет, не знаю.
– В ночь накануне твоего отъезда в Заповедник ты сказал, что слишком устал. Это не было реальным поводом, но я ничего не сказала гаппту, потому что свою еженедельную обязанность ты выполнил. Но тебя не было две недели, и сейчас…
– Еженедельную обязанность! – воскликнул он, приподнимаясь на локте. – Еженедельную обязанность! Это так ты об этом думаешь?
– А что, Хэл? – спросила она с некоторым удивлением. – Как еще я должна думать?
Простонав, он лег на спину и уставился в темноту.
– И что толку? – спросил он. – Зачем, для чего нам это надо? Девять лет мы женаты, детей у нас нет и никогда не будет. Я даже подавал прошение о разводе. Зачем же нам продолжать это исполнять, как паре роботов на тридэ?
Мэри тихо ахнула на вдохе, и Хэл представил мелкие черты ее лица, искаженного ужасом.
Но она, видимо, сдержалась и сумела подавить свое возмущение:
– Мы должны, потому что должны. Что нам еще делать? Ты же не предлагаешь, чтобы…
– Нет-нет, – быстро ответил он, подумав,