Тут сено перед ним раздвинулось и в проходе показался отец. Никогда ещё Буян не видел его таким испуганным. Голубые глаза широко раскрыты. Отец схватил Буяна за ручки и потащил к себе.
Буян проснулся и увидел, что отец молча в темноте стоит перед печкой и внимательно смотрит на него. Будто пытается что-то разглядеть.
– Иди-ка сюда! Помереть он удумал, паршивец!
Отец одним движением скинул с него одеяло и доху.
– Не надо, папка, не хорони меня! Я живой, папка! Я ещё живой!
Буян попытался отползти в угол, где сушились валенки, но крепкие руки отца схватили его и стащили с печи. Мальчик почувствовал, как ему резко стало холодно без одеяла, будто его окунули в прорубь или голышом выставили на мороз.
– Не надо, папка! Не надо! Я же живой! Ты что не видишь? Я ещё не помер!
– Иди сюда, сказано тебе!
Отец взял доху, завернул в неё Буяна и на руках вынес во двор.
– Катанки приготовь! – на ходу бросил он жене. – И носки шерстяные.
Буян кричал и плакал. Отец занёс его в баню, раздел донага, разделся сам.
– Быстро на полок! – велел он.
Буян стоял и оглядывался, будто чужая это была баня. Он никак не мог понять, зачем его притащили сюда. Он думал, что его тащат в глубокую, промерзшую, тёмную могилу.
– На полок, говорю! – крикнул отец.
Мальчик бегом кинулся на полок и лёг на живот, ногами к топке. Отец зачерпнул ковш воды и плеснул на камни. Выждал пару секунд, потом плеснул ещё. Взял сухой берёзовый веник и окунул его в кипяток.
– Сейчас тебе будет. Вот я тебе устрою. Помереть он вздумал!
Отец начал хлестать веником: сначала прошелся по ногам, потом по маленькой, тощей заднице, потом принялся за спину. Буян закрыл лицо руками, прижался ртом к щели в полке и жадно хватал прохладный воздух снизу. Отец взял ещё ковш воды и добавил пару.
– Вот я тебя сейчас, сучий ты сын! Вот ты получишь!
С каждым разом отец бил всё сильнее. Он сам уже облился потом на три раза, но не прекращал. Листья от веника отлетали и липли к стенам и потолку. От голых прутьев спина и ягодицы Буяна покрылись красными кровоточащими полосами, но отец не останавливался. Он бил и бил. Бил сильнее. Потом лил ещё воды на камни и снова бил.
– Сейчас ты у меня получишь, сучий сын! Помереть удумал!
2
Грязь налипла тяжёлыми комками на колёса телег. Народ толпился у старенькой церкви на главном перекрестке. Первый снег сыпал мелкой крупой им на шапки и плечи. Снег падал на землю и тут же таял, превращаясь в грязь. Все молчали.
Первым из церкви вышел сам Николай Николаевич, шатаясь от водки, в расстегнутой шубе, он широко раскинул руки и закричал:
– Ну что, сельчане, встречайте молодых!
Ему никто не ответил. Зато