Из всех профессий писательская стоит особняком по множеству причин. Одна из них в том, что литератор делится мыслями и тем самым влияет на некую аудиторию, состоящую не только из близких родственников. Пусть широта охвата всё равно смехотворна по сравнению, скажем, с телевизионщиками или киношниками, но есть два существенных отличия. Во-первых, сочинительство – дело одинокое, а не коллективное, как производство фильмов, и уж тем более не корпоративно-государственное, как телевидение. А во-вторых, это влияние не ограничено по времени. Бывает, что тексты восстают через много лет после смерти автора и начинают наводнять головы. Хотелось бы, конечно, при жизни, но и такой шанс дорогого стоит. Правда, в любом случае подобное происходит с другими произведениями, не с детективной литературой… Но теперь у Горенова имелась книга G! Можно ли её уже называть книгой? Сам текст существует хоть пока и без бумаги, без обложки, без читателей, без выходных данных… «Готовые, но не опубликованные!» Тьфу, как все похожи друг на друга, даже противно. Впрочем, пока есть надежда… Надежда… Как раз сегодня после презентации будет удобно поднять этот вопрос.
Одеваясь во всё парадное, Георгий думал о том, что случайно вычитал вчера в Ленином журнале, в котором заголовки писали розовыми буквами. «Шоколад с содержанием какао менее 35 % относится к молочным… В том случае, если концентрация какао превосходит 40 % – это чёрный шоколад». Взгляд сразу споткнулся о совершенно неуместное в женском издании слово «концентрация». Но главное, что беспокоило собирающегося на презентацию автора: а как же шоколад от тридцати пяти до сорока? Какой он? Как называется? Разве его не существует? А если так, то существует ли сам Горенов?
2
Станция метро находилась рядом, но когда живёшь здесь, глупо ездить под землёй. Люди прилетают издалека, преодолевают тысячи километров, чтобы прогуляться каждодневными маршрутами местных. Но петербуржцы, населяющие центр, равно как и обитатели острова Сите, Трастевере, Вестминстера и других исторических районов великих городов, нередко забывают об этом. Горенов помнил.
Иногда всё-таки и ему приходилось спускаться в метро. Тогда к его услугам была расположенная совсем близко станция «Технологический институт» – он терпеть не мог фамильярного названия «Техноложка» – а чуть дальше «Садовая-Спасская-Сенная». Все ветки рядом, кроме зелёной. И, разумеется, Надежда жила на «Елизаровской». Как иначе? Сейчас следовало пройти всего три-четыре километра. По его меркам, принимая во внимание любовь к прогулкам – пешеходное расстояние.
Выйдя из подъезда, Георгий кивнул своему любимому тополю, росшему во дворе. Их спилили почти везде, этот остался последним. Тополь, тополь, Севастополь, Таганрог, бараний рог. Конечно, не последний. Вот рядом ещё один, но будем считать, что сосед – предпоследний, а гореновский фаворит – самый особенный, самый главный тополь Петербурга. Потому что любимый.
Он прошёл дворами, потом