Наверное, многие родственники, кого коснулась эта беда, так же молча делают то же самое, потому что это соломинка, потому что этого боятся все, потому что не заплатишь – не сделают.
У Вики был другой случай. Её анализ гистологии принесли на седьмой день, первоначальный диагноз «миома» не подтвердился, и был вынесен приговор «аденокарцинома, четвёртая стадия».
Молодая не рожавшая Вика опустевшими глазами смотрела куда-то сквозь нас, раскачиваясь из стороны в сторону, и всё повторяла:
– Я ж ребёночка хотела… А если всё вырежут – как же ребёночка-то…
Это и стояло перед глазами, когда Марина терзала меня своим вопросом. Юлька написала:
«Сижу в этой больнице, и жду операции, которой ужасно боюсь, а ее переносят, потому что мои начальники поставили на уши всех, и меня обследуют всеми возможными способами, и выясняются какие-то новые подробности, которых у всех в организме достаточно. И уже началось какое-то воспаление, которое вроде тоже отрицательное – но я же уже знаю, что все может быть!… А ещё что-то там в кости нашли, завтра скажут, что именно, а я сижу и все силы уходят на то, чтобы не покрываться холодным потом при каждом новом ощущении внутри, и не думать о том, о чем невозможно не думать в такой ситуации».
Юльке назначили химию – с целью «собрать опухоль». Интоксикация от платиновой химии высокая, и после этой процедуры ты не ощущаешь себя человеком разумным. Ты – плющ, овощ, хвощ, гейзер, ртуть. Ты – эквилибрист на канате жизни. Ты висишь в воздухе, в душном вонючем воздухе, от которого тошнит. Ты лежишь только на боку, потому что в любой момент может из тебя хлынуть жёлтая жидкость, а если её нет – потому что уже совсем пусто внутри, и ничего из еды не лезет, то выходит воздух из всех отверстий… Ты – в лучшем случае сидишь около унитаза, прислонясь к прохладной кафельной плитке лбом. Ты теперь знаешь, где у тебя печень, потому что она в тебе распирает, бунтует и не хочет принимать что-либо подобное…
ГЛАВА 4. 24 ИЮЛЯ 2012 ГОДА – СОМНЕНИЯ
После звонка Юле я начала сомневаться… Марина взяла трубку и сказала, что Юльке делают химию, уже вливают с двенадцати часов. Я посмотрела на часы – у нас по алматинскому времени 18.15. Есть ли разница с Томском – не знала…
Марина рассказала, что они читали начало моей истории, и теперь вот ждут продолжения. И добавила, что пока Юля не сможет отвечать, но Марина читает ей вслух.
Я стала сомневаться – а это ли надо сейчас Юльке? Неужели мои воспоминания помогут ей сейчас? Нет, отсылать это я ей не могу…
И нахлынуло чувство обречённости: я хочу ей помочь, но в чём, как? Меня ведь попросила об этом Марина, но нуждается ли в моих советах Юлька? Страдания Марины – это не страдания Юли. Я же со своими вмешательствами – всего