Я тяжело вздыхаю и подхожу к нему. Огюст стоит перед красивейшим Руанским собором, внимательно разглядывая каждую деталь.
– Потрясающе, правда?
– Правда, – тихо отвечаю я.
– Прекрасная готика. Моне был покорен им. Ты посмотри на этот шпиль, на эти башни.
Я задираю голову вверх, чтобы разглядеть каждую деталь огромного сооружения. Он действительно пленяет взор.
– Там стоит огромный крест, на месте, где сожгли Жану д’Арк. Вот круговорот жизни, не находишь? Вначале сожгли на костре, а после причислили к лику святых.
Молчу – философствовать с ним не хочется.
– Как ты нашел меня?
– Я тебя и не терял. – Огюст улыбается, морщинки вокруг глаз становятся глубже. Он как ни в чем не бывало продолжает: – Знаешь ли ты, что Моне посвятил этому собору целый цикл? Всего он написал тридцать пять картин, из них двадцать восемь видов самого собора вблизи, четыре общих городских плана Руана с явным акцентом на собор, три вида примыкающего к собору двора Альбана.
Я пожимаю плечами и нехотя поддерживаю разговор:
– Да, знаю.
– А знаешь ли ты, что была организована целая выставка «Соборов»? – Огюст поворачивает голову и смотрит на меня насмешливым взглядом. – Этого я тебе не рассказывал. До окончания выставки было продано восемь картин. Моне хотел, чтобы оставшиеся двадцать продавались не по одной картине, а всей серией – притом что каждая из них оценивалась в пятнадцать тысяч франков. В то время это были баснословные деньги, Беренис.
– Ему удалось продать их?
– Да, но, вопреки воле художника, «Соборы» были проданы разным лицам, и сегодня они хранятся в музеях Франции, Соединенных Штатов и России… быть может, где-то еще – например, в частной коллекции какого-нибудь обедневшего аристократа, который решит распрощаться с наследством, что думаешь?
Я понимаю его намек и не могу сдержать возмущения.
– Ты же сказал, что моим следующим художником будет Ренуар.
Огюст