– Опять! Опять! – ревел он, тяжело дыша, так что тугой живот подскакивал с каждым вдохом. – Где вы пропадали, Бальтазар? У нас тут пять карачунов! А вы сидите в дилижансе! Благо, пан Пшкевич согласился помочь. А у него, между прочим, заседания в городском совете, да еще начало учебного года, студенты… Не разорваться же ему…
– И я вас очень рад видеть, пан Брац! – с удовольствием перебил я капитана, без лишних церемоний отодвинув с дороги. – Передайте пану Пшкевичу, что более не смеем его задерживать. Студенты ждать не будут.
Он ещё что-то вопил, но слушать было совсем не обязательно. Пять мертвецов за две недели – это перебор. Как бы нежить ни оголодала за проклятую осень, она не станет охотиться посреди Кипеллена, уж на это у неё мозгов хватит. А тут разорванный в клочья щёголь. Судя по остаткам камзола из приличной семьи. Цвет хороший и материал дорогой, жаль не спросишь, где купил. Взял бы себе такой же для официальных церемоний. Хотя, надо ярлык посмотреть, порядочный портной всегда оставит свою фирменную метку.
Я замахал руками, разгоняя столпившихся служащих Ночной стражи, и кивнул Мареку и Казимиру. Моим мальчикам на побегушках, которых некоторые почему-то называют младшими помощниками. Скривившись от боли в ноге, я наклонился над телом. И почему эта тварь прикончила паренька именно посреди Люстерной улицы? Оттащила бы куда-нибудь в тупик. Пока нашли, у меня бы было время переодеться, принять душ, может быть, даже поесть. Ему-то уже всё равно, а мне теперь пачкать выходные брюки и рисковать застрять на работе до вечера. Я сдёрнул перчатки, ещё не хватало заляпать кровью дорогую оленью кожу, нехотя потянул вверх мешковину и чуть не брякнул:
– «День добрый, уважаемый, не холодно лежать-то? Шли бы вы до погоста, не портили мне утро?».
Капитан совершенно не ценил моего своеобразного юмора, да я, признаться, и не старался произвести на него впечатление, но вступать в перепалку сегодня не хотелось. Осень она не для перепалок, а для стаканчика горячего глинтвейна перед камином. Вот только глинтвейн мне ещё долго не светил. Жизнь припоя не сахар и не мёд, и уж, тем более, не ароматное вино.
Истерзанный щёголь беспокоил меня всё больше. Что-то неестественное было в его позе, характере повреждений, даже выражении остекленевших глаз. Раны на руках и плечах не типичны! Обычно жертвы не находят в себе сил сопротивляться нежити. А этот оказался смельчаком, пытался защититься. Безуспешно, но достойно уважения. Грудь зверски истерзана, брюхо вспорото. Края раны неровные, рваные. Я вздохнул. Очень большие загнутые когти, такие серпы у кого попало не растут, придётся с картотекой повозиться. Но подозрения уже есть, будь они неладны. Надо зайти к нашим трупарям, узнать, кто осматривал предыдущих жертв, и потрясти Марека с Казимиром. Наверняка сопровождали Пшкевича