– Но быть разными иногда бывает весело. И помогает ощупывать мир с разных сторон. В смысле, она видит хобот, ты – хвост. Получается слон, – и он широко улыбнулся, радуясь наглядности своего примера.
– У тебя хорошие зубы, – от неожиданности он улыбнулся еще шире и как-то странно хмыкнул. – Но мы чужие. Думаю, это слово лучше передает мою мысль. В смысле, когда я вижу слона, она видит гепарда.
Он ощутил потерю. Потерю возможности ответить взаимностью и сказать, что она тоже ему сильно нравится. Она так лихо перескочила с комплимента на объяснения. И теперь он даже не был уверен в том, что это был комплимент. Вернее в том, выражал ли этот комплимент симпатию к нему в целом. Или он тоже всего лишь экстраполировал.
Она жалела о том, что ее слова заставили его задуматься и перестать улыбаться. Ей нравилась его улыбка. И в особенности момент ее зарождения: то, как плавно приоткрывались его широкие слегла обветрившиеся губы, обнажая ровные ряды зубов и между верхними резцами маленькую щербинку. Иногда во время улыбки он высовывал кончик языка и быстро дотрагивался им до середины нижней губы. Так быстро, что на губе почти не оставалось влажного следа. Она хотела сказать ему обо всем, что ей нравилось, но вместо этого ляпнула про «хорошие зубы». Ей хотелось снова увидеть его улыбку, но на ум не приходило ничего веселого.
– А я ни с кем не общался так долго. Ну, чтобы прямо со школы. И уж тем более с детского сада. Мы постоянно переезжали из города в город. Или в разные районы одного города. В детстве я думал, что мои родители боятся превратиться в деревья.
– А теперь?
– Теперь я в этом уверен, – он сказал это с такой болью в голосе, как будто угроза превращения родителей в деревья действительно существовала.
– Главное, чтобы это не передавалось по наследству, – ее шутка показалась ему забавной. Сам он в последнее время редко находил в себе силы, чтобы посмеяться над собой.
– Ну, я все еще умею ходить. И мой внешний вид пока ни у кого не вызывал сомнений в родовой принадлежности, – он усмехнулся и на этот раз чуть дольше обычного задержал кончик языка на нижней губе.
– Парням с твоей внешностью частые переезды только на руку, – она не улыбнулась, и оттого он не сразу понял, что произнесенное было очередным комплиментом. Он было обрадовался появившейся возможности выразить ответную симпатию, но вслух почему-то произнес другое.
– Звучит как упрек.
Она чуть наклонила голову, внимательно рассматривая его, как будто он был экспонатом в музее – сложным сплетением тонких прутьев, образующих собой что-то глобальное и символичное, но не с первого взгляда узнаваемое. Потом она широко улыбнулась и произнесла:
– Ты совсем не осознаешь этого, да?
– Не осознаю чего? – тронуло его голос беспокойство, распустившее свои ядовитые лепестки где-то в районе желудка.
– Своей красоты.
– Хочешь сказать,