Она сама не знала, о чем просит, в ее сердце не было злости и ярости, а лишь боль утраты, страх и много-много печали.
Снег, кружась, падал на волосы и плечи молодой королевы, засыпая ее, она покрывалась ворохом белых, холодных кружев, а мрачные, поднимающиеся к облакам горные пики наблюдали за ней с холодным равнодушием. Ведь горы не верят в бога.
Горячие слезы стекали по щекам Мирианы и, замерзая, превращались в колючие льдинки, которые падали на снежное покрывало и утопали в нем. Она плакала о Сун Ли и о своих родителях. Она плакала о себе.
Как сможет она заставить себя поднять глаза на мужа, когда он вернется, после всего, что он сделал? После жестокого убийства Сун Ли, после несправедливых казней, после того, как он обошелся с ней? Как снова остаться с ним наедине? При мысли о его прикосновении Мириана ощутила панический ужас. Нет, если он вернется и попробует дотронуться до нее – она бросится в пропасть следом за Сун Ли и к черту Туанг и его обычаи! Они заставляют ее делать то, что невыносимо, эта ноша непосильна для хрупких плеч юной королевы. Раньше в присутствии мужа Мириана боялась пошевелиться или сказать лишнее слово, ее руки холодели от страха, а лоб покрывался испариной, но теперь этот страх стал куда глубже, он превратился в бесконтрольный инстинкт, справиться с которым она уже не могла. Даже сейчас, зная, что Лай Вуонг далеко, Мириана продолжала испуганно вздрагивать от каждого звука. Она слишком сильно боится его.
Когда несколько месяцев спустя, Каолам и Чи-Тоан сообщили ей, что король Лай Вуонг пал на поле битвы, Мириана не знала, что именно она чувствует. Она не испытала ни горя, ни радости. Ни облегчения, ни отчаяния. И единственная мысль, которая была у нее в эту минуту:
– Слава богам, меня ждет целый год траура!
Мириана так и не смогла получить желанного наследника, а теперь, лишившись еще и мужа, снова стала одинокой вдовствующей королевой. Которой предстоял целый год свободы.
– Что прикажете, королева? – спросил Чи-Тоан.
– Тело моего мужа доставили в город?
– Да, все готово к траурной церемонии и погребению. Народ уже начал Великий плач.
– Хорошо. Я скоро к ним присоединюсь. Мне нужно надеть черное.
Жрец поклонился и направился к выходу. Уже у самой двери Мириана остановила его.
– Что-то еще, моя госпожа? – чуть подобострастно спросил он, его сухопарая фигура согнулась в поклоне, одной рукой он придерживал фиолетовое одеяние, которое носили все жрецы, а другой – убор из перьев, украшавший его голову и придававший ему сходство с орлом, чему как нельзя более способствовал его чуть крючковатый массивный нос и оливковый цвет кожи.
– Прикажите открыть тюрьмы, – попросила Мириана.
– Но многие суды еще не окончены… – возразил жрец.
– Все