Митенька снова подсунул Терентьеву рисунок мельничного колеса.
– Для исполнения ритуала ему нужно какое-то особенное место. Возможно, именно из этого описания он и почерпал требования к нему. Вода и солнцеворот.
– Это уже совсем из области предположений, – отмахнулся Терентьев.
– А вот я так не думаю, – неожиданно поддержал Митеньку Белецкий. – Нет, конечно, это всё предположения, но, если допустить, что Сёмин и вправду захочет провести обряд очищения, и что он руководствуется этим описанием, – он указал на книгу, – то совсем рядом есть вполне подходящее место. Старая заброшенная мельница на границе поместья и монастыря. Место там пустынное, удаленное от дорог и жилья.
Терентьев оживился.
– Вы бы могли меня туда проводить, господин Белецкий? Это обязательно нужно проверить! Возможно, если не Сёмина, то хотя бы его след мы там найдем, и тогда отыскать его будет проще.
– Я пойду с вами! – тут же заявил Митенька, уязвленный тем, что, хотя именно он нашёл предположительное решение, сыщик бесцеремонно исключил его из дальнейшего расследования.
Белецкий хмуро посмотрел на воспитанника и переглянулся с Терентьевым. Оба понимали, что, откажи они молодому человеку, тот все равно от своего не отстанет и предпримет какие-нибудь опрометчивые действия без их надзора.
– Хорошо, – согласился Анатолий Витальевич, – пойдем втроём, но вы, Дмитрий Николаевич, будете меня во всём беспрекословно слушать. И ещё! Вы, конечно, рассудили всё интересно, но ваше вмешательство, особенно досмотр комнат и архива – действия абсолютно недопустимые, – строго добавил он.
Вылазку решили совершить не откладывая.
Слегка придержав Белецкого, Анатолий Витальевич тихо спросил, так чтобы этого не услышал Митенька:
– У вас есть оружие, господин Белецкий? Стрелять умеете? – Белецкий нахмурился и утвердительно кивнул. – Тогда возьмите с собой пистолет и ни на шаг не отпускайте от себя Руднева.
Когда они вышли к мельнице, день давно уже перевалил за середину. Тени удлинились, а солнечный свет стал ласковее. Место было тихим и умиротворённым. Густые плакучие ивы грациозно склонили свои изящные ветви к самой воде. Над неспешным потоком кружились, сверкая радужными крыльями, большие стрекозы. В зарослях переговаривались какие-то птицы, голоса которых напоминали звуки детской свистульки.
Мельница представляла собой старое покосившееся строение с просевшей крышей, вдоль