в Сиэтл с нами решил проехаться корреспондент какой-то то ли сан-францисской газеты, то ли сиэтловской газеты. Он неплохо говорил по-русски. По-английски я тоже тренировался, особенно сейчас, потому что в рейс с нами пошла Галина Степановна – преподаватель английского языка. Как она нас дрючила, бедных и несчастных! Она вычисляла, где мы можем находиться, ловила нас, и после этого мы минимум два часа проводили в ее твердых, жестких объятиях преподавателя английского языка. Из этих тисков уже невозможно было никуда вывернуться. Галина Степановна скручивала из нас верёвки и вбивала в нас этот английский язык со страшной силой «П» нулевое, невзирая на ранги и должности. А тут еще и американец был. Так что вбитые знания, что черпали мы от Галины Степановны, мы понемножку применяли к этому американцу. С носителем языка велись различные разговоры на всевозможные темы. Ох, и любопытный был этот кореспонденьтик. В общении с ним иногда использовались слова и выражения, которые Галина Степановна вбивала в нас кувалдой. После этого они залегали в памяти глубоко и надолго. И вот как-то утром, проснувшись от кукареканья, я пошел на мостик. Поднявшись на мостик, я увидел американца, тупо уставившегося в лобовое стекло. Судно было основательное, ледового класса, мощное. Моряки эти суда между собой называли «морковками». Оно имело два мощнейших дизеля и метровые льды для него в полярных морях – были, что семечки. Но мы пока шли на одном, чтобы было экономичнее. Приближались мы к Алеутам. Штормило, баллов пять-шесть было, но качки практически не чувствовалось из-за солидных размеров судна. Длиной оно было около 180 метров. Не выдержав тишины мостика, я обратился к корреспонденту:
– Майкл, Ты живёшь в каюте прямо надо мной. Я – старший механик, если ты помнишь, тот утвердительно кивнул головой. Мы с ним уже не один раз вели различные беседы, в которых то он поправлял мой английский, то я его русский. Поэтом, убедившись, что он меня понимает и слушает, я продолжал:
– По ночам тебя ничего не тревожит? – на эти слова Майкл с удивлением приподнял брови. – Потому что расположение твоей каюты примерно такое же, как и мое, – я постарался развеять его непонимание. – И туалет и ванная у тебя находятся так же, как и у меня.
– Правда? А я и не знал об этом. Значит мы по-настоящему соседи? – Майкл повеселевшим взглядом смотрел на меня.
– Конечно соседи, – продолжал я. – Даже и вентиляция из туалета и ванной у нас одна. Так я вот о чём хочу спросить тебя, – мялся я, как бы покорректнее задать вопрос. – Из вентиляции у тебя кукареканья не слышно? Корреспондент широко открыл глаза, и они у него округлились. Он посмотрел на меня с удивлением:
– Нет, ты знаешь, у меня в туалете ничего не кукарекает, может быть, тебе это послышалось?
– Да нет, ночью, то ли в два, то ли в три часа там что-то начинает кукарекать.
– Нет, у меня в туалете ничего не кукарекает, – подозрительно глядя на меня, уверил меня Майкл. Когда я узнал, что у него ничего не кукарекает в каюте, я попрощался с кореспондентом и вернулся в каюту.
Через полчаса забегает ко мне капитан:
– Дед,
