Голубые океаны. Вероника Крестинская

. Вот и мне нужно было молчать и никому ничего не говорить, – так и было, точнее, моё молчание зародилось в далёком детства, когда мне исполнилось двенадцать лет. Тогда моя детская жизнь круто изменилась, я стал чувствовать невыносимую боль каждый день, она была не только телесная, но и душевная. Когда боль начинала трогать мою душу, тут я просто не знал, куда мне деваться, постоянно искусывал губы, выворачивал себе руки и не мог понять, что со мной происходит. Сейчас, став взрослым человеком, и прожив в этом кошмаре десять лет, я хоть как-то научился отвлекаться от этого нескончаемого круговорота боли и страданий. Меня спасает ночь и моё авто, на котором я катаю по городу, эта процедура меня расслабляет, но, к сожалению, лёгкий и холодный ветер ненадолго охлаждает мою воспалённую голову и, вернувшись домой, я вновь погружаюсь в глубокую и чёрную ночь. Я редко когда ощущаю что-то хорошее, а если такие моменты случаются, то мне сразу же хочется жить, я радуюсь этому чувству как мальчишка, но плохое, жестокое и болезненное перекрывает всё то хорошее, что бывает в моей жизни. Из-за этого странного недуга я закрылся от своих близких, мы живём как чужие люди, хотя я знаю, что они волнуются за меня и очень переживают. Но что я могу им сказать? Какую правду? Что меня каждый день выворачивает и ломает, как наркомана, хотя я в жизни никогда не употреблял страшных и смертельных смесей. Я даже не смогу объяснить, что творится со мной, потому что сам этого не понимаю. И от этой непонятности я сам от себя начинаю с каждым днём всё больше и больше отдаляться…

      Утро снова было дождливым, долгожданное лето уже не было таким долгожданным. Уже хотелось чтобы оно поскорей прошло и пришла на смену зима, которая каждый год одинаково холодна и сурова. Вечером было холодно. Стоя на балконе, я почувствовал, как по рукам бегают мурашки, это чувство мне нравилось, но долго холод я не мог терпеть. Уже собравшись уходить, я краем глаза увидел на небе яркое свечение, что-то серебристое ворвалось в наш мир и так же неожиданно исчезло. Глаза покалывало от мягкой боли, эта не была молния, это было что-то совершенно другое, намного мощнее и зрелищней. Потом я неожиданно заметил, что капли дождя как-то странно и медленно падают на поверхность. Всё кругом как будто замедлило свой ход, жизнь стала дремать вместо того чтобы бежать и полноценно реализовываться. Я не могу объяснить, что происходило в тот момент, что за явление я увидел, хоть и недостаточно чётко. С миром вокруг стали происходить странные метаморфозы, которые неожиданно для меня – не удивляли и не пугали. Стало тихо и спокойно, по дороге мчались машины, но я их не слышал. На какое-то мгновение мне почудилось, что я оглох и все мои рецепторы стали работать так же, как и этот мир, – заторможено и полусонно. Я смотрел на свои руки – и они были тяжелей свинца, голова поворачивалась с трудом и очень медленно. Мне показалось, что эта небесная искра, которая разразила небо, просто замедлила наше земное время, и я стал свидетелем этого необычного явления. Стоя на балконе, я оказался в эпицентре события, которое должно было вызвать у меня шок, однако я был спокоен, я наблюдал.

      Плавного перехода или ощутимого конца я не почувствовал. Я даже не успел привыкнуть к этой новой для меня обстановке, как всё мигом встало на свои места. Гул и шум разом ворвались в мою расслабленную голову, и капли дождя пролетали так быстро, что я просто их не замечал. Покинув балкон, я бесшумно прошел к себе в комнату, открыл окно и стал снова всматриваться в небо. Но ничего не происходило. Не помню, сколько я тогда проторчал у окна, но то явление (возможно, природное) больше не разразило небо серебряным огнём. Почему-то я подумал, что происшедшее как-то связано со мной, но логического объяснения я не мог найти, а даже если бы оно было, вряд ли смог бы его объяснить! Плюхнувшись на кровать, я зажал руками голову, пальцами помассировал глаза и незаметно для себя стал погружаться в сон, который, очевидно, и в этот раз не будет для меня спокойным…

      Всё тело горело от сильного жара, подушка была мокрая, как будто на неё вылили ведро ледяной воды. Сегодня мне приснился странный старик с палкой в руках, одетый в лохмотья. Он стоял на краю огромной скалы, а внизу бушевал грозный океан, бил волнами в скалу, и невыносимый гул стоял повсюду. Старец, усердно тыкая пальцем в небо, кричал что-то, но я не мог понять, о чём он говорил, чего просил. Небо стало темнеть, и старик упал на колени, длинная борода растелилась перед ним, и грустные голубые глаза смотрели в суровое небо, как будто моля о пощаде.

      От этого сна я вскочил с постели и обхватил голову руками: сколько можно так мучиться? Откуда в моей голове всё это?

      – Антош, что у тебя за шум? – раздался нежный женский голос.

      – Ничего особенного, – тихо простонал я.

      – Голова болит?

      – Нет, всё в порядке.

      Мачеха у меня была удивительно доброй и чуткой женщиной. Так получилось, что моя родная мама умерла, когда я родился, и о ней мне напоминает только фотография, которая хранится в моей любимой книге Джека Лондона «Мартин Иден». В принципе мне не составляло и не составляет особого труда называть Ольгу Викторовну мамой, но я считаю, что это нечестно по отношению к родной матери, которая, как говорил мой отец, безумно мечтала обо мне и ждала моего рождения как чего-то невообразимого. С самого детства