– Да уймите этого размороженного дебила! Мешает!
– Отпусти меня! Я не дамся! Не дамся!
– Лежи молча, уродина! Радуйся, что мы наши херы в тебе искупаем!
– Отпустите!
– Кто я такой?
Пошатнувшись, уперевшись рукой в песок, я с силой сжал пальцы, ощутив, как острые осколки битых ракушек разрезают кожу. Внутрь тут же попала морская соль, и я улыбнулся, с наслаждением ощущая такую злобную и такую очищающую боль…
– Кто я такой?!
– Заткнись!
– У меня от его бубнежа удило опало… и как теперь трахать, если мой гордый морской угорь заснул? – огорченно выдохнул хриплый. – И так нечасто встает… Зиро! Врежь ему, мальчик мой! Врежь ушлепку!
– Да, папа Гольдер!
– Кто я такой?! – прохрипел я, сквозь кровавую пелену и раскалывающую голову боль начиная видеть что-то смутное… некий знакомый силуэт…
Удар…
Мотнув головой, я завалился на бок, на автомате перекатился и опять замер, сжимая в кулаках соленый песок.
– Кто я такой?!
– Хера у него мышцы… а мозгов нет… Ну?! Че пялишься? Врежь ему еще!
– Он утек от второго удара… утек от моей коронки… и легко так…
– Кто я такой?!
– А, дерьмо китовое! Бей его, Зиро! Его же все бьют! А он принимает как подушка! Ну?! Врежь! А после этой уродливой конфетки побалуем свои херы мускулистой жопой этого непочатого…
– Ща вломлю… – уже куда уверенней заявил шагнувший ко мне сбоку широкоплечий, но тощий и мосластый парень с удивительно крупными кулаками.
– КТО Я СУКА ТАКОЙ?! КТО Я СУКА ТАКОЙ?! А?! А?!
– Н-на!..
Темный кровавый кокон вокруг меня лопнул, опав вниз красными брызгами.
– Оди… – выдохнул я, вскидывая руку, ловя и резко выворачивая пойманное. – Я Оди…
– А-А-А-А-А-А!
– Гоблин Оди…
– А-А-А-А-А-А!
– Помогите ему! Помогите! Он же руку ему сейчас выло…
Хруст… я со злобным радостным оскалом вывернул сильнее, доламывая локтевой сустав. Резко встав, дернул искалеченную руку за собой, заставляя ее обладателя подняться с колен, на которые он упал.
– Я Оди…
– Отпусти! ОТПУСТИ МОЮ РУКУ!
Шагнув назад, резким рывком вверх и назад я вывернул ему руку из плечевого сустава.
– А-А-А-КХ…
Выпучив глаза, он опять упал, не сумев выдавить ни слова из пережатой его же переломанной вывернутой рукой собственной глотки. Натягивая мясную хрустящую херню посильнее поверх его мелко трясущейся башки я с интересом взглянул на хриплого.
Папа Гольдер… изумленный старик продолжал сидеть на старом деревянном ящике. Даже позу свою сохранил гордую – спина выпрямлена, ляжки раздвинуты, вниз свисает тот самый опавший хер, прильнувший к доскам ящика и совсем не похожий на гордого морского угря.
Еще двое держали на песке замершую голую девку, имеющую из одежды лишь обрывки веревки на руках и ногах. Веревки на руках уже привязаны к вбитым в песок кольям. Ноги пока свободны, но на них сидят похожие друг на друга дочерна загорелые крепыши со странно короткими толстыми шеями. Мускулистые руки вызывают уважение – у кого-нибудь, но только не у меня.
Сорвав с пояса умирающего Зиро заплетенный в конец веревки достаточно солидный морской голыш с торчащими с одной стороны плоскими шипами, я без замаха метнул его от бедра и… сидящий на ящике папа Гольдер мелко задергался, с диким воем хлопая себя по ляжкам и не сводя глаз с расплющенного камнем и пробитого шипами «морского угря».
– Ну, чтобы не шипел, – пояснил я с доброй улыбкой.
– А-А-А-А-А!
Толкнув Зиро вперед, я прыгнул следом, приземлившись пяткой ему на горло. Следующий прыжок опустил меня рядом с ящиком-троном, украшенным старческим пришпиленным членом. Выхватив из песка нож – старик как раз за ним тянулся – я полоснул и отпрыгнул.
– А… – сказал папа Гольдер, подпрыгивая, на проснувшихся инстинктах отскакивая и вдруг понимая, что ничто больше не крепит его к старому деревянному ящику.
– Я гоблин Оди, – счастливо улыбнулся я палящему солнцу и крутнул в пальцах нож.
Через секунду два крепыша уже убегали. Первый получил брошенный нож под левую лопатку и рухнул. Второй, прыгнув в сторону, развернулся и с яростным воплем побежал на меня, занося короткую шипованную дубинку. Как же, сука, знакомо… Я метнул навстречу бегуну подарок. Запнувшись, он рухнул на колени, прижимая к лицу пальцы. Помимо боли его лицо выражало изумление – он нащупал на своем пробитом лбу обмякший окровавленный член, приколоченный камнем…
– Да у меня во лбу торчит папы Гольдера хер… – пробулькал он…
– Да, – согласился я, перерезая ему глотку подобранным осколком большой раковины. – Да…
Не обращая внимания на бьющееся булькающее тело, я взглянул