– Какое ваше последнее слово?
Это было как раз то, ради чего я сюда и явился. Я сделал шаг вперед. Бесси пристально глянул мне в глаза.
– Хорошо. Я скажу… Это не моих рук дело. – Голос его звучал ровно и спокойно. Охранник попытался взять его за руку, но он отступил на шаг, не отрывая от меня взгляда. – Раскрути это дело, Мейсон. Это все Лу Спенсер. Найди его… Лу… Ты слышишь?
Его провели в газовую камеру, усадили на стул и привязали ремнями. Я хотел было записать его слова, чтобы потом показать другим, но почему-то передумал. Через пару минут Бесси уже был надежно привязан к стальному стулу. Он глянул в мою сторону, и я кивнул, пытаясь уверить самого себя, что сделаю все, что в моих силах.
Полицейский принес газовые баллоны и присоединил их к трубам. Начальник тюрьмы еще раз проверил надежность ремней, и они направились к двери.
– Это быстро, – сказал начальник, не глядя на Бесси.
Стальная дверь захлопнулась, и смертник остался один. Мы видели его через окошки. Прошло секунд десять, но мне они показались годами. Я чувствовал, как бешено бьется сердце. Бесси поднял голову, обведя взглядом окна. До него словно только сейчас дошел весь трагизм его положения. Начальник тюрьмы крутнул рукоятку, которая, очевидно, открывала газовые баллоны. На Бесси я не смотрел – мой взгляд был прикован к руке начальника тюрьмы.
Потом я глянул в камеру. Газ наполнял ее, поднимаясь из-под стула белым туманом. Газ проник в ноздри Бесси, и парень дернулся, напрягая мышцы. Неожиданно он закричал. Из камеры не доносилось ни звука, но по его искаженному лицу и открытому рту, я понял, что он кричит. Потом голова его безвольно опустилась, тело дернулось в последний раз, и осужденный повис на ремнях. Начальник крутнул другую ручку. Пришел полицейский врач с белым листком бумаги и секундомером.
– Тридцать секунд… Сорок… Пятьдесят… – Врач знаком показал, что можно открыть дверь.
Я почувствовал, как к горлу подкатывает какой-то комок.
– Он мертв, – услышал я слова врача, словно доносящиеся издалека.
– Ну и что он сказал? – Гудсон подошел ко мне и взял за руку.
Я пожал плечами.
– Совесть у тебя есть? Ведь я никогда ничего от тебя не скрывал.
– Ха! – рявкнул Хаммершмидт. – Этот тип не хочет помочь нам!
– Он сказал: «О'кей, парень. Это не моих рук дело». Точка.
Все с подозрением уставились на меня.
– И все? – разочарованно протянул Гудсон. – Он в самом деле больше ничего не сказал?
Я покачал головой.
– Это все.
Все пошли звонить в редакции. Ко мне подошел начальник тюрьмы.
– Я бы не принимал всерьез его слова насчет Спенсера, – сказал он тихо.
– Вы не верите последним словам? – с надеждой спросил я.
Он покачал головой: то ли утвердительно, то ли нет.
– И все же я забыл бы об этом.
Я надвинул шляпу на глаза.
– Вы слышали о парне с деревянной ногой, который играл в теннис?
Он