Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Оставшиеся немногочисленные друзья помогли пани Доновска с небольшим бизнесом в сфере недвижимости, обеспечившим семье безбедное существование и квартиру на Тверском бульваре. Оправившись после очередного предательства и поборов в себе сложные чувства по отношению к детям, она стала для них всем и вложилась в них, как в свои лучшие проекты, по полной программе. Маржана, белокурая красавица с отцовским холодным хмурым взглядом, подавала большие надежды. В языковой гимназии она стала одной из лучших учениц и одной из самых популярных девочек. Друзей, поклонников и злопыхателей у неё было более чем достаточно, однако саму Маржану они мало интересовали. От отца-поляка она унаследовала не только раскосые серые глаза, но и долю молчаливости, загадочности, вовлечённости в некий далёкий, ей одной известный мир. Эта вовлечённость делала девочку всё более жадной до жизни и увлечений. При каждой удобной возможности она старалась сбегать куда-то – в любые поездки, любые места, только бы не топтаться на одном-единственном. Всё это время Маржана слабо понимала, куда, а главное, от чего или от кого бежит, но её вполне удовлетворял сам процесс.
Полной противоположностью Маржаны был Вилен. Маленький, худощавый, анемично бледный, с огромными золотисто-карими глазами, унаследованными от матери, он явно нуждался в огромной заботе и любви, которых, однако, ему доставалось куда меньше, чем в своё время Маре. С отцом он не виделся, мать была не слишком озабочена его проблемами и его существованием в принципе, а с ровесниками общение складывалось из рук вон плохо. Единственным лучом света в тёмном царстве для него стала старшая сестра. Высокая, красивая, умная, сильная, она всегда приходила младшему брату на помощь и готова была возиться с ним дни и ночи напролёт. А какие она рассказывала сказки! Вилен боготворил сестру. Подсознание подсказывало ему: с ним всё будет хорошо, пока Мара жива. И пока она рядом.
Над потолком повисло тяжёлое, гнетущее молчание. Пани Доновска, тяжко вздохнув и опустив взгляд на выцветшую после многочисленных стирок скатерть, допила свой кофе и отодвинула тарелку с завтраком, к которому едва прикоснулась. У Мары же от подобных разговоров аппетит отшибло напрочь.
– Не забудь отнести посуду в мойку, как доешь, – устало бросила Паулина, с громким скрипом отодвинула громоздкий витой стул и вышла из комнаты. Мара, с трудом проглотив горькое одиночество, уныло ковыряла вилкой в своей тарелке. Запах свежесваренного эспрессо больше раздражал, чем дразнил своей терпкостью.
Снова до смерти захотелось уехать. Или…уйти?
Если