Я понимала, что такое обращение в течение дня не обязательно, но, как ещё снохе можно к ним обратиться. Называть родителей повелителя господином и леди теперь было неприлично.
– Сейчас для нас всех будет не простой момент, – предупредила Королева-Мать. – Нам попросить, тебе сделать. Но после будет так, как нужно, – пообещала и продолжила после паузы, видимо, собравшись с духом, – Ты скажешь мне «мама», а «папа» Лавилий разрешит тебе сказать, когда сама захочешь.
Я захлопала глазами и растерялась. Наша невестка называла моих родителей мамой и папой, но я даже представить себе не могла, что эти слова я буду произносить не им. И я молчала. Не вредничала. Нет. Я не смогла бы, так поступить. Просто, мне было невыносимо трудно сказать такое дорогое слово применительно не к маме, а другой женщине, пусть даже очень доброй и самой достойной. Отметая в мыслях одну причину этого не делать за другой, не стала уточнять, как к ним обращается Томилина, стараясь себя пересилить и сказать простое слово из двух одинаковых слогов. Они называли меня дочерью, имели право потребовать желаемого обращения, но вместо этого не требовали, а просили.
Прилагая усилие, чтобы решиться, я, наконец, поднялась с кресла, подошла ближе, присела перед леди Дорис на корточки. Она не отрывала своего тёплого взгляда и сразу взяла мои похолодевшие руки в свои ладони, согревая и поддерживая.
– Мама, – губы дрожали, задуманное слово вышло смазанным, а по щекам побежали слёзы. Но большего от меня не требовали. Мы обе встали и обнялись.
– Каждый следующий раз будет легче. И лучше так… сразу, чем никогда, – пообещала она.
– Я мастерица портить наряды слезами, – предупредила, отодвигаясь, чтобы не испачкать платье второй мамы.
– Дорис, а ты сама-то признаешься? – осведомился второй папа. Я даже в мыслях себе запретила обращаться к ним по-другому. Его вопрос прозвучал с мальчишечьим лукавством, что уже не раз проявлялось в общении между ними.
– Эвиладель, – обращение ко мне с видом, ставшим под взглядом её супруга немного виноватым. – Сама я… не смогла, – она вздохнула, перед тем как признаться: – Когда моя собственная свекровь, мира её свободной душе, просила меня называть её мамой, я струсила. Раз, другой, а после уже не получилось. Томилину мы принуждать не стали. Если я сама себя не пересилила, то какой спрос с неё. Так нельзя делать; выделять одного ребёнка перед другими, но я загадала услышать твоё «мама» с момента нашего знакомства. Я так надеялась, что Даромир тебя выберет.
– Но…, – её признание удивило, – ведь тогда о нашей свадьбе и речи не было!
– Конечно, не было! Даромира очень беспокоила ситуация, которую он спровоцировал. Он понимает разницу в возрасте между вами и после знакомства с тобой первое время называл тебя не иначе как Кимириси. Он бы нам цветники разнёс, если бы мы озвучили свои надежды, а мы тешились мечтами, в которых называли тебя дочкой, – сказал папа Лавилий.
– А