– У вас не будет выпить? – вдруг спросил он. – Каждый раз, когда я вспоминаю Ребуса, мне хочется выпить.
– Всегда! – услужливо чирикнул иллюстратор, открывая заплечный чемоданчик. Помимо чистой бумаги и карандашей с резиновыми корректорами там обнаружилась солидных размеров фляга и несколько бумажных конусов-стаканчиков, пропитанных воском. – Столовое, молодое, белое. Мы, пресса, люди утонченные, но бедные…
– Васк, заткнись, – беззлобно прервала его Одора, наблюдая, как Дитр залпом осушает стаканчик. – Если вино паршивое, господин Парцес вежливо промолчит и откажется от добавки.
Вино оказалось настолько кислым, что Дитр даже не понял, насколько оно крепкое. Но он снова протянул стаканчик, чтобы иллюстратор налил ему ещё. Дитру было плевать, что он пьёт, он словно надеялся, что та малая доля спирта, что есть в дешёвом вине, промоет душевную рану, откуда сочится что-то гнилостное, липкое и мерзко пахнущее всемирным злом.
– Спасибо, – выдохнул Дитр, осушив вторую порцию. Андра удивленно поглядела на друга – раньше он не запивал волнение алкоголем. – Ребус, значит… Знаете, моё мнение: Равила Круста не виновата. Да, я считаю, что она виновна в том, что пользовалась его услугами в спорные годы – не записывайте, это ещё не доказано в суде!
– Но будет? – с надеждой спросила Одора, оторвавшись от блокнота.
– Не знаю. Пока что нет никаких доказательств и беспристрастных свидетельств. Что у нас есть? Рассказ кочевника, который видел обгоревшего человека среди Песчаного Освобождения, пока он находился в плену? Кочевник мог рассказать что угодно – что Освобождение питается младенцами или сношается со змеями, а уж про Ребуса так это был бы и вовсе правдоподобнейший навет.
– Про младенцев – почти что тоже, – ввернула Андра.
– Напишите так: если даже обвинения против Крусты справедливы, на неё не стоит возлагать ответственность за злодеяния Рофомма Ребуса. Навряд ли они могли использовать его умения в военных целях – Ребус никогда и никому не позволял себя использовать. Он манипулировал, подавлял, обманывал и всегда получал то, что нужно ему. Если он и решил поиграть с огнём на Песчаной Периферии, то им наверняка двигали его собственные мотивы, а уж никак не желание помочь институтской подруге – если вообще можно говорить о Равиле Крусте как о его подруге.
Андра повернула к нему тонкое строгое лицо, кожа на острой маленькой