В это время к нам подходит Катерина Оседлова. С подойником в правой руке к нам подходит Оседлова.
– Ну что, видели? – спрашивает она.
– Видел.
Молодцев, махнув рукой, уходит.
– А теперь посмотрите у нас во дворе, – говорит Катерина, – еще интереснее.
Много раз я ходил по двору, осматривал скотные дворы, породы, сады, побывал в кухне, но ничего особенного не заметил.
Дворы были как дворы. Сады были как сады. И кухня была как кухня. Но вступил я во двор, только вошел в кухню, только открыл дверь – все изменилось, вернее, ничто не изменилось, а просто я научился видеть. Все было не так, как раньше.
Вот я вошел в кухню. Сначала кухня была как кухня. Несколько молодых девушек, подстриженных и подвязанных красными платками, организованно варили суп. На большой плите стоял большой котел, ничего, кроме плиты, котла, супа и этих организованных рук.
Они весело варили суп, посмеиваясь и напевая.
– Неужели в этом котле варится суп, – спросил я, – для всего колхоза? Маловато, маловато.
– Нет, не для всего, – ответила мне одна девушка подстриженным голоском, – а только для молодежи.
– А как же остальные?
– Остальные едят остальное, – сострила девушка и показала мне рукой на двор.
– Значит, тут у вас не вся кухня?
– Не вся.
Я вышел во двор, и что же – двор не походил на кухню. Двор был как двор. Громадный двор громадного колхоза. Я иду, как в поле. Двор велик, как поле. Но вот я вижу маленький костер. Подхожу, маленькая старушка в маленьком горшке варит суп.
«Единоличница», – подумал я.
Прохожу несколько шагов, и снова маленький костер. И такая же маленькая старушка в таком же маленьком горшке варит такой же суп.
«Снова единоличница», – подумал я.
Я иду дальше, прохожу несколько шагов, снова маленький костер, и такая же маленькая старушка в таком же маленьком горшке варит такой же суп.
«Что за черт, – думаю я, – такой же костер, такая же старушка в таком же горшке варит такой же суп. Может быть, я хожу вокруг одного и того же костра и вижу одну и ту же старушку?» – Я осматриваю старушку: нет, не та. У той были волосы седые, а у этой только с проседью, у той было платье синее, а у этой только с просинью.
И я высказываю свою мысль:
– А я думал, что двор-то колхозный.
– А чей же больше, – отвечает мне старушка, – конечно колхозный.
«Как же так, – думаю я, – не будут же единоличницы варить суп в чужом дворе. Это что-то не то».
Я иду дальше, прохожу несколько шагов, снова маленький костер, и такая же маленькая старушка в таком же маленьком горшке варит такой же суп.
«Та самая, – вглядываюсь я, – нет, не та. У предыдущей горшок был глиняный, а у этой чугунный. Не та».
– А я думал, – спрашиваю я ее, – что двор-то колхозный?
– А чей же больше, – отвечает мне старушка, – конечно колхозный.
«Что