– Снимите, – кричишь ты, – озорники. Не то я подам в суд.
Но тебе возражают – нельзя.
И ты говоришь:
– Нет такого закона, чтобы живых людей употреблять вместо чучела.
И тебе возражают:
– Он не живой. Это не человек. Это, как бы сказать, только модель, чучело человека.
И ты возмущаешься:
– Это я не живой? Я покажу вам, какой я не живой! Я живой!
И тебе отвечают:
– Вы живой, мы в этом не сомневаемся. Но этот человек не живой. Это чучело, изображение, и не одного человека, например вас, а целого класса.
– Класса. Изображение, – рассуждаешь ты, – теперь понимаю. Так это не я.
И ты спрашиваешь:
– Так это верно, что это не я? Вы не врете?
– Нет, это не вы. – Ты уходишь, заложив руки за спину. Свои руки, думаешь ты, за свою спину. Но тебя догоняет крик:
– Это ты! Это ты! – И ты останавливаешься. Ты стоишь, как чучело. Два чучела: одно в огороде, другое на дороге, два кулака, два тебя. И ты размышляешь.
– Где же я и где он? Это я или это он?
И с тех пор ты живешь двойной жизнью, своей и огородной. Ты охраняешь чужой огород. Так тебе отомстили ребята.
Глава вторая
Катерина Оседлова – имя этой «бабы», той самой беременной женщины, жены батрака. И слово Катерины переходит в дело, по крайней мере, то слово, которое она дала пионерам.
Она берет своих кур, одну в одну руку, другую курицу в другую, все свое имущество, и говорит мужу, говорит батраку:
– Я иду в колхоз.
– А как же я? – спрашивает муж.
– И ты иди в колхоз.
– Но если я не могу? Ты знаешь, я работаю у Петухова. Что скажет Петухов?
– Хочешь, иди, – говорит Катерина, – а хочешь, не ходи. Я пойду.
– Как же ты пойдешь? Ты мне жена.
– Жена, – отвечает Катерина, – а пойду я вот так. – И показывает, как она пойдет, другими словами, идет. Она доходит до дверей, выходит во двор, но муж догоняет ее. Он кричит:
– Постой! Постой! Погоди. Зря идешь. Теперь в колхоз не берут. Поздно.
– Меня возьмут, – отвечает Катерина. И идет дальше.
– Постой! Постой! – догоняет ее муж. – Обожди. Вперед нужно написать заявление. Разве ты не знаешь, что без заявления не берут? Обожди.
– Нечего ждать, – отвечает ему Катерина. – Мне там напишут. Люди грамотные.
И она идет дальше.
– Постой! Постой! – догоняет ее муж. – Куда торопишься? Обожди до завтра. Завтра пойдешь. Завтра и день лучше. Сегодня понедельник. Плохая примета. Старики говорят. Они знают, не ходи.
– Мы с тобой не старики, – отвечает Катерина. – Пускай старики сидят. А я пойду.
И идет.
– Постой! Постой! – догоняет ее муж. – Обожди. Мне надо тебя спросить… Всего одно слово…
– Спрашивай, –