Где Готфрид восседает среди знати.
Армида, покраснев, чего-то ждет,
Вздыхает робко и молчит некстати.
Приказывает вождь: «Пусть подойдет
И нам расскажет о своей утрате!»
Притворную изображая дрожь,
Колдунья сладкую заводит ложь:
39. «О государь, твое святое имя
Составит славу армии любой!
Гордятся пораженьями своими
Державы, побежденные тобой:
Приходят, призывают править ими
Вчерашние враги наперебой,
Тебя о помощи покорно просят
И в песнях подвиги твои возносят.
40. Ты вышел веру истребить мою,
Но, даже зная это, я решилась
Молить тебя спасти мою семью —
Наследственных наделов я лишилась!
Я в руки чужеземцу отдаю
Орудье мести, дабы месть свершилась!
Родимый край мне сострадать устал —
Враждебный призываю я металл!
41. Растоптана отцовская порфира,
Но, знай, надежда пересилит страх:
Я слышала, ты в прах поверг полмира,
Подняться дай повергнутой во прах!
Что сердцу милосердному секира?
Не ей поем мы славу на пирах.
Ты царства отнимаешь за бунтарство,
Верни же мне утраченное царство!
42. Но если, благочестья зоркий страж,
Ответишь ты: „Я веру чту иную!“ —
Ты воли милосердной не предашь,
О благочестье я сама ревную.
Свидетель Бог, Отец единый наш,
Ты доброту явил бы неземную,
Приняв беглянку под свое крыло,
Мне причиненное исправив зло!
43. Отец мой гордо звался Арбиланом,
Но род его был разорен дотла,
Он Хариклею в жены взял с приданым:
Дамаск влюбленным подарил Алла.
Ребенком я была для них желанным,
Но мать во время родов умерла.
Рыдала я на материнской тризне,
Я в жизнь пришла – она ушла из жизни.
44. Еще пяти не минуло мне лет,
Когда родитель мой под своды рая
Переселился за супругой вслед.
„О дочь моя, – сказал он, умирая, —
На Небеса роптать тебе не след:
Царицей станешь ты родного края.
Хранить тебя и чтить как госпожу
Я преданному брату накажу“.
45. Счастливой я росла в семье у дяди:
О падчерице долгие года
Как о своем заботился он чаде,
Не знаю, был ли он уже тогда
С нечистой совестью своей в разладе,
А может быть, не ведая стыда,
Корысть он в ласках опекунских прятал:
Меня за сына своего он сватал!
46. Я подрастала, брат мой подрастал
Двоюродный, но ни искусством ратным,
Ни тонкостью манер он не блистал.
Пытаясь убедить меня в обратном,
Он с возрастом еще кичливей стал!
Порок, гнездясь в уме его развратном,
Блаженствовал, все светлое губя, —
Он гнусью переплюнул сам себя.
47. Я даже вспомнить не могу