– Сюда, ко мне! – проорал он, перекрикивая чудовищный гул.
Он перевалил на меня свой спальный мешок и рюкзак, а сам взмахнул в воздухе нашей мокрой палаткой, которая надулась пузырем, точно пододеяльник на ветру, и перехватил, перекрутил ее горловину руками. Получилось что-то вроде большого пузыря, весьма, правда, дряблого. На него я нагрузил мешки и прочее барахло, тоже вцепился в горловину, и мы поплыли. Вернее будет сказать, нас понесло. И понесло довольно быстро. Вспомнились похожие ситуации из прочитанных еще в юности приключенческих книжек о геологах. Но в отличие от книжных историй, в нашем положении я не видел ничего героического. Со стороны происходящее выглядело, наверное, и вовсе нелепо – две головы и куча тряпья мелькают среди водяных холмов. Повезло еще, что оконце в палатке было наглухо зашито (из-за того, что сквозь сетку легко пробирался мокрец).
На наше счастье, нас зацепила подмытая, упавшая кроной в воду лиственница. Исцарапанные и трясущиеся от холода, мы очутились наконец на твердой земле, точнее – камнях, а еще точнее – на косогоре, представляющем собой крупноплитчатую осыпь, подвижную и скользкую, частично покрытую раскисшим ягелем. Я абсолютно не представлял, что мы станем делать дальше. Рацию мы утопили, так же как и молотки; вся одежда, спальники были мокрыми насквозь, с них скорбными струями стекала вода… Казалось, свершилось непоправимое. И вот тут-то вновь проявился полевой опыт и закалка моего сурового товарища. Он вытащил из-за пояса топор (когда он успел его туда сунуть?), а из кармана промокшей куртки – запаянные в целлофан ветровые спички. На моих изумленных глазах он повалил сухостоину, порубил ее на чушки, те расколол каждую на четыре части, а сухую сердцевину расщепил на тонкие лучинки и, укрывая их от дождя своим телом, зародил огонь.
Я смотрел на него как на бога. Конечно, мы не могли спать, не могли даже сидеть толком на шатких камнях, зато у нас был огонь!
То происшествие отчасти объясняет, почему Сыроватко так боится наводнения. И еще – почему он непременно желает расположиться в доме: романтикой былых приключений он, очевидно, сыт по горло.
Глава 8. БУДНИ
Временами я впадаю в какое-то блаженное состояние. В такие минуты меня как будто ничто не тяготит.
Спустя неделю после приезда мне уже кажется, будто я с рождения обитаю здесь, в лесостепных предгорьях Урала, в этом старом, не очень опрятном, но обжитом доме. Сплю на полу в жарком спальном мешке. По утрам, пробежав на зады огорода к хлипкой жердевой изгороди, бодро разминаюсь, окруженный голубоватыми далями и просторным, полосчатым у горизонта небом.
С разрешения хозяев я врыл в землю за огородом массивное бревно, так чтобы оно получилось в рост человека. На уровне «головы» и «живота» прибил к нему куски кошмы, дабы не повредить кисти рук и ступни ног. И теперь старательно восстанавливаю навыки, приобретенные еще в студенческие годы в секции карате.