– Все тебя и так уже любят, Гриффин, – отметила я. Мог ли он догадаться о моих истинных чувствах? Мысль о том, что мне придется играть роль улыбающейся жены, стоя рядом с ним во время выборов, потрясла меня до глубины души.
– Ты поедешь на прогулку? – спросил он.
– Конечно, – ответила я, потому что такая формулировка всегда была правильным ответом для Гриффина. – Может, сначала позавтракаем? И позволь мне отнести свои находки в студию.
– Клэр, что ты собираешься делать с дохлыми крабами? – спросил он, заметив кучу панцирей, которые я сложила на каменный выступ. – Ты ведь хочешь, чтобы твои работы продавались? Коллекционеры не станут покупать то, что пахнет гнилью. – Он раздавил ногой хрупкие крабовые панцири.
Я собралась с духом и притворилась, что мне все равно. В свое время я отреагировала бы, но теперь стала мудрее. Существовал и другой способ.
– Ты мне еще спасибо скажешь, – заявил он. – Когда войдешь в галерею в пятницу, и люди не будут стоять с зажатыми носами. Верно?
– Верно, – согласилась я.
Один из приемов Гриффина заключался в том, чтобы обидеть и оскорбить меня, затем заставить сказать, что я «согласна-понимаю-восхищаюсь им за то, что он всем сердцем желал мне только лучшего». Бороться с этим было бессмысленно.
– Зачем ты вообще сюда пришла? – спросил он.
– Люблю пляж.
– Я говорю не о пляже, – продолжил он. – А об этой бухте. Она полна травмирующих воспоминаний для нас обоих.
– О, Гриффин, – произнесла я. – Помнишь ту ночь, когда ты провожал меня домой в Хаббардс-Поинт и сказал, что эта ночь только для нас, что мы должны помнить ее за наш поцелуй и падающие звезды?
Он уставился на меня. Понял ли он, что я насмехаюсь над ним? Этот момент мог закончиться с любым исходом. Я напряглась, готовая к скандалу. Но он решил позволить мне потешить его самолюбие.
– Ты права, – произнес он. – Та ночь стала нашим началом.
– Да, стала, – согласилась я, глядя в его глаза цвета морской волны, и постаралась вспомнить те чувства, что испытывала, лежа на покрывале и ожидая его поцелуя. Он по-прежнему оставался самым красивым мужчиной, которого я знала. Он обладал проницательным взглядом, на работе смотрел прямо на подсудимых, видел, кем они были, и использовал свои знания, чтобы признавать их виновными. Когда он обратил этот свой взгляд на меня, мне показалось, что он может заглянуть мне прямо в душу. Я всегда так чувствовала.
– Когда я только подошел, – сказал Гриффин, – я слышал, как ты что-то говорила.
– Не помню, – соврала я, думая: «Я собираюсь уйти от него. И я собираюсь рассказать, что знаю». – Наверное, разговаривала сама с собой.
Я