Он сделал глоток воды и уже собирался продолжить, как подошел низкорослый мужчина в самом расцвете сил, как говорится, и точно какой-то завсегдатай. Его смуглая кожа и походка идеально сочетались с армянским акцентом:
– Впервие вижю тибя тут.
– Да, я тут впервые, – ответил Азат.
– Таких, как ти, пально тут, тибя ськоро погонят отсюда. Из трамваев вас таких гонять и отсюда тоже вигонят. Панаэхали… – вальяжно бросил мужчина, перекидывая четки между потных пальцев.
– Я отбираю ваш заработок? – спросил Азат.
Человек глянул в пустую кепку, усмехнулся слегка:
– Нэть, просто играищь бисполезно, мищаещь, – и ушел.
Азат, правда, не понял, чем он помешал конкретно этому человеку. Также он не понял, почему таксист (а по нему было видно, что это именно таксист) разгуливал по подземному переходу. Парадокс в том, что больше всего количеством понаехавших возмущались сами понаехавшие в надежде заработать побольше и наслаждаться теплыми месяцами как можно дольше.
Азат с завистью подумал, что не получил в свое время даже водительского удостоверения. Отец говорил, что надо экономить, что это не главное, это мелочи и они подождут. Он каждый раз откладывал часть заработка, боясь снова попасть в ситуацию, когда придется бежать, и мучился во сне кошмарами о том, как пытается догнать последний автобус, чтобы снова выжить. Тогда страна только выбралась из хаоса 90-х (по крайней мере так казалось), работы было мало, и больши́х денег основной слой населения за услуги платить не мог. Многолетние синяки от экономических ударов продолжали болеть у рабочего класса, а дети не могли этого понять в силу возраста. И отец Азата радовался, что сын не помнит тех лет. И как бы ни было тяжело, он сумел вложить в сына мужское достоинство и думал, как могла бы гордиться покойная жена, чья фотография, несмотря на старость, была главным украшением в спальне. А потом его надежды разрушились.
И