– Ну, тогда давай, колись, – предложил Мотя. – Что там была за Катя, с которой ты ночью разговаривал, и что на самом деле произошло?
Сокольский забыл про ощущения и посмотрел на него вопросительно.
– Инга твой разговор подслушала, – пояснил Мотя, правильно истолковав его взгляд.
Сокольский осторожно вздохнул, никак не прокомментировав этот факт.
– Она правильно сделала, – ласково подсказал Мотя.
– Знаю. Катя вряд ли при делах.
– Слушай! – Вывести Мотю из себя было трудно, но возможно. – Мне плевать на твои шашни с криминальными дамочками, но не многовато совпадений на одну ночь? Сперва тебя сбивают угнанной машиной, и к этому причастна Крылова. Это ведь та самая Катя, которая секретарша покойного Горюнова? Я правильно понял? Потом в охраняемую больницу пробирается убийца со стволом и только чудом не успевает тебя ухлопать. Может, не будем ждать третьего раза?
Мотя настроился терзать шефа до победного конца, иного выбора не было. Сокольский снова осторожно вздохнул, и некоторое время смотрел в пространство перед собой.
– С наездом Катя кого-то подговорила, – ответил он негромко. – Не исключено, что нашла парня из числа бывших людей Горюнова, которых мы упустили. Своими руками она бы ничего не сделала. Но у неё не было цели меня убивать. А с этим ночным покушением… Извини, мне самому тут ничего неясно.
– Хорошо! – согласился Мотя, почувствовав, что Сокольский не намерен больше никого выгораживать. – Тогда рассказывай всё по порядку. Мне, как твоему заместителю, вести это дело, и я отсюда не уйду, пока ты не ответишь на все вопросы.
Глава шестая. Лица новые и старые
(1 января, около шести утра)
Допрос вёл Юра Капустин – тридцатипятилетний коренастый крепыш, подвижный как доберман и такой же зубастый. Никакого сочувствия к наёмному убийце, стрелявшему в его шефа, он не испытывал, что тот успел прочувствовать на своей шкуре.
Разбитая голова арестованного болела, табурет ему предоставили без спинки, прислониться не к чему.
– Меня тошнит, – сказал он.
Капустин тут же предложил:
– Бумажку дать? Поблевать, или написать чистосердечное.
– Не знаю, что вам от меня надо, – в сотый раз заныл арестант, сделав попытку обхватить голову скованными руками. Железка брякнула по носу, который успел распухнуть. Отдёрнув руки, арестант оглянулся на следователя.
– Что мне на суде предъявите? Пистолет не мой, моих отпечатков нет. В палату я заглянул по ошибке, двери перепутал. А вы на меня напали и нанесли тяжкие телесные…
Про перчатки, которые он успел выронить, со следами пороха и оружейной смазки, ему уже напомнили, равно и как про потожировые следы, оставшиеся изнутри на ткани, но парень старательно делал вид, что это его не касается.
– А с чего ты взял, что до суда доживёшь? –