– Я уже абсолютно освоилась с управлением этой железякой, – говорит вдруг робот женским голосом. – Это обидно, что вы до сих пор мне это припоминаете. Если вы будете продолжать в том же духе, я посчитаю вас сексистом.
– Простите, Люсиль, – говорю я. – Не хотел вас огорчить. Более того, я вам очень благодарен за ваши советы по концентрации. Они мне сильно помогли на Рослине, да и сейчас я только благодаря им чувствую себя относительно приемлемо. Кстати, когда меня отсюда выпустят?
– Если вы спрашиваете моего мнения, – вдруг голос робота меняется на низкий, вибрирующий, – то я бы на вашем месте не торопился. Во-первых, ваше колено только начало заживать. Мы провели операцию буквально позавчера, заменив сустав на искусственный. Для предотвращения процессов отторжения нам пришлось также удалить существенную часть мягких тканей, и теперь там выращиваются новые, биосинтетические. В ближайший месяц вряд ли вы сможете ходить.
– Месяц! – восклицаю я, и от потраченного на возглас усилия в глазах моих темнеет, а окружающий мир снова распадается на молекулы. – Эрдэпфель, да вы с ума сошли! Я же здесь со скуки помру…
– Я согласен с доктором Эрдэпфелем, – спокойно добавляет 239, и я понимаю, что меня уже совершенно не смущает, что вся эта толпа делит одно тело, я стал их легко различать. – Дело в том, что, кроме колена, в вашем организме ещё много других проблем. После повреждения инъектора вы некоторое время были беззащитны перед вирусом, и он успел заметно модифицировать ваше тело. Мы наблюдаем чужеродные структуры практически везде. Вот взгляните.
Робот протягивает руку, и из его ладони в потолок бьёт луч проектора, так что я вижу на белой поверхности достаточно чёткое изображение самого себя в разрезе.
– Это визуализация результатов вашего последнего сканирования, – поясняет 239. – Чёрным цветом показаны фрагменты, сильнее всего видоизменённые вирусом.
По всему изображению проходят тёмные линии, неровные, где толще, где тоньше, которые складываются в нечто похожее то ли на сеть сосудов, то ли на скелет. Как раз там, где эта структура утолщается и подходит близко к поверхности кожи, я вижу на своём реальном, не нарисованном, теле, бугры. Они стали заметнее, это точно.
– Но чувствую я себя довольно неплохо, – замечаю я. – Если не обращать внимания на мою сверхчувствительность и некоторую слабость, я бы сказал, что я в порядке.
– К сожалению, – говорит 239, – это не совсем так. Многие ткани разрушены настолько, что с трудом исполняют свои функции. Но мы успели вовремя. Как вы, должно быть, уже заметили, у вас новый инъектор.
Я только тут понимаю, что на моей шее больше нет надоевшей белой коробочки.
– Я вообще не вижу инъектора, – возражаю я.
– Он есть, – поясняет 239, –