Да, друзья, это слово «безумие». И мне известно, что гитлеровская Германия обезумила! И мне также известно, что один этот проходимец никогда бы ничего не сделал, если бы гений немцев не стал их слабостью! Они искали «подъема и прорыва» в «священном экстазе» и за это их покарал демон! За самый высокий ум он сделал их безумными! За самое честное сердце он сделал их подлецами! За самую христианскую правду он сделал их лжецами и дураками! Вот о чем моя книга!
Не вините наших гениев, вините злые силы, которые вмешались, чтобы отомстить немцам за их гениальность!
Тут встал Серен Кьеркегор со своей ироничной улыбкой на устах.
– Уважаемые Духоборцы! Уважаемый Томас Манн! Я очень польщен, что ты дал мое имя своему герою в «Докторе Фаустусе». Однако, позволь не согласится с твоими выводами. Гений твоих соотечественников наказал сам себя, зачем суесловить о вмешательстве демона? Конечно, мы все с тобой согласны что немцы очень одаренны духовно, что они расположены к абстрактной мысли. Для науки такие способности необходимы. Но, увы, пока настоящей науки нет, очень велика опасность слишком далеко улететь от реальности с такими головокружительными высотами абстракции мысли. Я в «Болезни к смерти» называю это уйти от необходимого, и потеряться в кривом зеркале возможного. Если ты не видишь, что Кант, Фихте, Гегель, и Ницше, этот остов немецкого идеализма, потерялись в фантазиях воздушных замков, если ты не видишь, что высота, на которую их Эго занесла эта философия, неизбежно должна была сбросить их и разбить, просто потому что она была высотой воздушного замка на песке, то ты сам остаешься мистиком. И ты так и не понял причин этого безумия, и неизбежного поражения этого безумия. Это философия абсолютной свободы Я, которое свободно от своей природы, от необходимости, установленной в законах творца, – вот где великий грех немецкого идеализма, грех, который я назвал «болезнью к смерти». Ибо, этот грех не только ведет к потере всякой свободы, но и к тому безумию и поражению, о котором ты говоришь.
Вот что я писал об этом
Кьеркегор «Болезни к смерти»:
«Это Я, которым стремится стать этот отчаявшийся, по сути есть Я, которое таковым не является (ибо стремиться быть таким Я, каким он на самом деле есть, – это сама противоположность отчаянию), то, к чему он стремится на деле, – это отделить свое Я от его творца. Однако это ему не удается, несмотря на то, что он отчаивается, – и, несмотря на все усилия, которые он прилагает для того, чтобы отчаиваться, этот творец остается самым сильным, и принуждает его быть тем Я, которым он не желает быть. Таково отчаяние, эта болезнь Я, „смертельная болезнь“. Отчаявшийся – это больной к смерти. Более чем какая-либо иная болезнь, эта болезнь направлена против самой благородной части существа. Все равно вечность заставит раскрыть отчаяние его состояния и пригвоздит его к собственному