Емельян Захарович, тот охоч был до девок и устраивал он в бане по субботам вроде античных развлечений. Баню он выстроил под стать римских терм, где желал он видеть сцены из жизни древних императоров. Петро для него был незаменим с его знанием латинского языка, (гувернеры-то учили Митюнушку, но, как всегда, вместо барского сыночка науку познал его слуга). Вот в одну из таких суббот и лишился Петька невинности.
Помимо совместных шалостей, нашел барин в молодце и незаменимого помощника в делах корабельных. Вместо племянника, на которого Емельян Захарович возлагал надежды, стал ему опорой холоп Петька-цыган.
Емельян Захарович в глубине души ценил смышленыша, даже думал дать парню вольную, да все как-то недосуг было. Так и остался до сего дня Петька крепостным при молодом барине.
***
В трактире на постоялом дворе кроме барина со слугой никого не было. Дмитрий заправлялся жареной свининой и пивом. Тучный немец, хозяин трактира, только и успевал подносить кувшины с пенным напитком.
– Вам бы остановиться, Дмитрий Павлович, – произнес Петька с ненавистью, – опять животом маяться будете.
– Молчи, дурак, – вытирая жирные алые губы, рявкнул Митюнушка, – учить меня будешь?
Петька горько хмыкнул. Опять всю ночь с ним возиться!
В трактир зашли новые посетители. Мужчина средних лет, плотного сложения, обстукивал с ботфорт грязь. Он держал в одной руке треуголку, а другой расстегивал тяжелый дорожный плащ. С ним была девушка лет восемнадцати. Она метнула быстрый взгляд на Петьку и его барина. Петька тоже посмотрел на нее и сразу отметил про себя, что серые глаза у девушки под красиво изогнутыми черными бровями, внешними уголками поддернутые к вискам. Ее черты не отличались гармоничностью. Нос – картошечкой, губы полные и немного бледные, обветренные. Девушка сняла капюшон плаща и на высокую грудь ее упала толстая коса цвета миндаля.
Когда новые посетители уселись за стол, хозяин трактира подошел к ним. Они что-то заказали и продолжили беседу, которая была прервана перед входом в заведение.
Петька ловил себя на желании вновь посмотреть на девушку. Она улыбалась мужчине за столом, показывая ровные белые зубки. При взгляде на нее, в Петькиной душе будто бы загорался теплый огонек. Эта пара создавала впечатление непонятного доселе ему душевного уюта, чистоты и доброты. Ему безумно захотелось подойти к ним, но перед ним чавкал Дмитрий Павлович, требуя к себе внимания. Петьке стало стыдно. Стыдно за свое холопское положение, за своего барина и даже за этот грязный трактир. Он опустил глаза, и первый раз в жизни ему захотелось заплакать.
Барин, икая, тяжело поднялся из-за стола.
– Будешь спать на конюшне, – зевнул Дмитрий Павлович, – да не забудь насчет лошадей распорядиться.
После того как барин улегся спать, Петька вышел