– Кстати, – вдруг подал голос неуемный Маршан, – кто-нибудь имеет представление о том, что случилось с «Россией» полчаса назад? Нас что, торпедировали враги? Такое ощущение, будто по нам «Циклопом» шандарахнули. На какие злые силы я могу возложить ответственность за мое попорченное обмундирование и потраченные нервы?
– Ну уж «Циклопом», – усомнился Илья. Он вспомнил, как долго наводится эта огромная неуклюжая торпеда, насколько близко надо подойти к цели и как быстро надо потом удирать, – кто бы его подпустил с к линкору с таким бегемотом под брюхом, через два кольца охраны? Лично мне кажется, что бабахнул какой-нибудь глобальный генератор. Вечно они работают с перегрузкой, мне парни из техников рассказывали.
– А зачем было тогда пугать народ боевой тревогой? Мало того что я запыхался, так ведь еще и переодевался на бегу. А рядом были девушки из соседней эскадрильи. Что они могли обо мне подумать?
Младшие пилоты мстительно захихикали, представив полуобнаженного заместителя их командира среди толпы молодых женщин в форме пилотов Альянса.
– Они могли подумать, что ты вспомнил еще один земной обычай. Попробовать зачать с кем-нибудь из них новую жизнь перед долгим походом, – сказал слегка повеселевший Стефан.
Нестеров нахмурился. И какая пошла молодежь! Никакого уважения к памяти Земли. Лучше брали бы пример с союзников. Для тех выжженная «Люцифером» материнская планета Васуда Прайм стала местом паломничества и поклонения памяти миллиардов погибших соотечественников. Но у них есть хоть какая-то определенность. А что случилось с Землей, не знает никто. Успела ли горстка «Медведиц», тяжелых неуклюжих торпедоносцев Альянса, настигнуть врага в подпространстве, где джаггернаут Шивы был хоть в какой-то степени уязвим? И от гибели ли «Люцифера» сколлапсировал подпространственный туннель или от чего-то другого? Прошло уже двадцать два года с того времени, как был разрушен межзвездный мост до Земли, а люди с тех пор могут видеть Солнце только в телескопы, слабенькой желтой звездочкой шестой величины.
Илья машинально прикоснулся рукой к браслету из красного лаурита, единственному предмету, оставшемуся ему от его отца, Петра Нестерова, пилота прима-класса, командира звена тяжелых торпедоносцев, возглавившего