Он тщетно пытался набрать воздуха в легкие, когда нападавший навис над ним вновь. Теперь одна рука взялась за грудки, а вторая – за горло, и таким манером он был оторван от земли. Хватка была столь сильной, что его глаза чуть не вылезли из орбит.
– Ах ты, пронырливый поганец! – рявкнул мужчина и швырнул его повторно.
На сей раз Мэтью ударился о стену, причем с такой силой, что содрогнулся весь сарай, а из щелей облачком полетели старая пыль и труха. Вдобавок к потрясению от удара, Мэтью прикусил язык, и пока он снова сползал вниз по стене, рот наполнился кровью.
Мужчина надвигался.
– Сдохни, чертов проныра! – взревел он и нанес удар тяжелым сапогом, целясь в голову Мэтью.
Мгновенно сообразив, что ему сейчас разнесут череп, если ничего не предпринять, Мэтью подался вперед, одновременно разворачиваясь и подставляя под удар предплечье. Сапог угодил в правую лопатку, крик боли слетел с окровавленных губ, но Мэтью отчаянно продолжил движение на четвереньках и успел подобрать под себя ноги прежде, чем мужчина изготовился для следующего пинка. Теперь Мэтью с грехом пополам смог подняться с пола. Колени подкашивались, и он лишь огромным усилием воли сохранил равновесие, после чего повернулся лицом к противнику и привалился спиной к дощатой стене.
При свете фонаря он опознал этого человека. Накануне утром он видел его в кузнице по пути на конюшню, где им с судьей назначил встречу Пейн. Это, собственно, и был сам кузнец; Мэтью вспомнил имя на его вывеске: Сет Хэзелтон. Коренастый пузатый мужчина средних лет, с мокрой серой щетиной на голове и неопрятной седой бородой, с которой капала дождевая вода. Его резкие и грубые черты напоминали обветренную скалу, а крючковатый нос этаким утесом нависал над нижней частью лица. В настоящий момент его голубые глаза были добела раскалены яростью, а на бычьей шее вздулись узловатые вены. Он чуть замешкался с повторной атакой – возможно, распознал в Мэтью секретаря судьи, – но эта задержка продлилась лишь несколько секунд, после чего лицо его вновь залилось краской, и с воплем, в котором смешались гнев и боль, он ринулся вперед.
В критических ситуациях Мэтью мог действовать очень быстро. По широкому замаху Хэзелтона он угадал направление удара, нырком ушел от летящего в голову кулака и устремился к выходу. Кузнец, однако, тоже был проворен, когда того требовали обстоятельства. Рванув с места подобно перекормленной, но не утратившей навыков гончей, он крепко сжал плечо беглеца привычной к работе с железом рукой. После чего рывком развернул Мэтью, уже обеими руками взял его за горло, поднял и снова впечатал в стену, едва не сломав позвоночник. Затем руки начали сдавливать горло теперь уже смертельной хваткой.
Мэтью хватал его за запястья, пытался разомкнуть убийственные пальцы, но быстро понял, что все это бесполезно. Потное лицо Хэзелтона приблизилось к его лицу, глаза казались остекленевшими в пылу этой – по сути, односторонней – борьбы. Пальцы все глубже